Серебряные змеи

– Я пришла на собрание, – коротко ответила она.

Улыбнувшись, Гипнос плюхнулся в одно из обитых шелком кресел и рассеянно поднял один из предметов с ближайшей полки, позвякивая ею как игрушкой.

– Это тибетский молитвенный барабан! – воскликнул Энрике, выхватывая реликвию у него из рук. – И, судя по всему, очень старый.

– Я всего лишь молился об избавлении от надвигающейся скуки, – сказал Гипнос.

– Как тебе может быть скучно? – спросил Энрике. – Вчера мы чуть не сгорели в огне.

– Это неправда, – сказала Зофья.

– Не все такие оптимисты…

– Ты бы умер от асфиксии, – объяснила она. – Не от ожогов.

Гипнос прыснул.

– Никогда не меняйся, ma chère.

Зофья примостилась на соседнем табурете, напоминая воздушного акробата.

– Не говори так, – мрачно сказала она. – Перемены – это единственная постоянная величина.

– Что ж… – начал Гипнос, но вдруг замолчал и резко поднялся с кресла. – Мадам Дерозье.

В дверях стояла матриарх Дома Ко́ры, закутанная в дорогие меха. Даже выражение ее лица казалось высоким. Как ни странно, оно напомнило Энрике о матери. Его отец шутливо называл ее «донной», потому что она могла надеть на себя рисовый мешок и все равно выглядеть как аристократка. Даже в своих письмах мать умудрялась звучать повелительно и устрашающе, всегда разглагольствуя о том, как он бегает по Парижу безо всякой причины, когда дома его ждут такие красивые девушки, и как она разочарована его поведением, а также о том, чтобы он не забывал есть и читать вечерние молитвы, с любовью, Ма.

– Думаю, формально мы еще не встречались, – сказал Энрике. – Я…

– Юноша, который притворился экспертом по ботанике и устроил пожар в моем саду прошлой весной?

Энрике тяжело сглотнул и сел на место.

– И баронесса София Осокина? – спросила матриарх, с осуждением глядя на Зофью.

Зофья задула спичку, даже не утруждаясь отозваться на фальшивое имя, которое она использовала во время задания в Лунном Замке.

– Меня окружают обманщики, – сказала матриарх.