Vitrum Patrum (Житие Отцов),

22
18
20
22
24
26
28
30

Только в позднейшие столетия папы начали предъявлять свои права на “всемирность”, а современная концепция “папизма” была развита только после раскола. В V-VI веках церковное устройство в Галлии было во многом схоже с восточным устройством. Митрополиты не имели непосредственной власти даже над епископами свой собственной провинции. Когда Феликс, епископ Нантский, выдвинул ложные обвинения против свят. Григория Турского, своего собственного митрополита, злясь на то, что не может завладеть некоторыми церковными имуществами из епархии последнего, свят. Григорий не мог сделать ничего, кроме как выразить гнев на такое непристойное поведение в ответе, не лишенном свойственного ему сдержанного юмора: “Какая жалость, что не Марсель избрал тебя своим епископом! Тогда вместо того, чтобы привозить грузы масла и других товаров, его корабли привозили бы только папирус, который дал бы тебе больше возможности писать свои пасквили на честных людей вроде меня” (“История франков”, V, 5).

Заключение: значение Галлии VI века для современности

Подводя итоги этого краткого описания христианской Галлии VI века, можем сказать, что мы находим в ней тот исторический православный мир, который даже сегодня узнаваем любым православным христианином, которому близко подлинное (не измененное, не модернизированное) Православие. Ученый, изучающий позднюю латынь, нашел бы широкие возможности для дальнейших исследований в этой области, будь то в трудах свят. Григория Турского или в многочисленных других текстах этого времени (которые до сего дня удивительно мало изучены или переведены); материал, представленный выше, не больше, чем вступление. Нами Галлия VI века может быть во многом уподоблена России XIX века. Оба общества были целиком проникнуты Православным Христианством; в них во всем православная норма была главным жизненным принципом (хотя в обыденной жизни ее часто нарушали), а главное место в жизни людей занимало богопочитание, почитание святынь церковных и святости. В VI веке (в отличие от IV, который был еще времен нем становления) внешние обряды Церкви уже приобрели свои более-менее окончательные формы, которые на православном Востоке изменились потом очень мало, то есть мы вполне способны воспринимать их как нечто близкое. В то же время в обрядах Церкви, в ее жизни есть и свежесть, и новизна, что сегодня, когда так легко или принять как должное сформированные веками формы Православия или считать, что они “не соотносятся” с современной жизнью, очень вдохновительны для нас.

О внешней стороне Православия достаточно, а что его внутренняя сторона? Имеет ли для нас сегодня какое-нибудь духовное значение христианский мир свят. Григория Турского или же он представляет не более, чем антикварный интерес, для нас, “несовременных” православных христиан?

В наши дни много было написано об “ископаемой” Православной Церкви и ее последователях, которые, когда они верны себе и своему бесценному наследию, просто “не подходят” ни в один другой разряд людей в современном мире, будь то неортодоксальные христиане, язычники или неверующие. Если только мы можем понять это, что в этом наше предназначение, которое касается и нашего положения среди других в мире сем, и сохранения Православной веры.

Возможно, лучше всех других выразил недоумение православного мира по поводу истинного Православного Христианства прославленный ученый, занимающийся именно свят. Григорием Турским и Галлией его времени. В своей книге “Римское общество в Галлии в эпоху Меровингов” (Лондон, 1926 г.) сэр Сэмьюэл Дилл написал: “Неясная религиозная жизнь раннего средневековья оделена от современного разума такой большой пропастью, такой революцией верований, что самое сочувственное отношение может только надеяться возродить ее в слабом подобии. Ее суровая, твердая, реалистическая вера в чудеса и страхи невидимого мира, кажется, ускользает от всех усилий сделать ее для нас реальной” (стр. 324). “Легенды Григория открывают мир воображения и горячей веры, которой современные люди никак не могут полностью проникнуться, даже используя все силы своего воображения. Это исключительно интересно, прямо зачаровывает. Но интерес этот — интерес стороннего наблюдателя, с холодным любопытством изучающего загадочный период в развитии человеческого духа. Между нами и ранним средневековьем — пропасть, которую едва ли сможет преодолеть самое гибкое и живое воображение. Тот, кто очень глубоко задумывался над популярной верой того времени, очень глубоко почувствует, что проникнуть в ее секрет просто невозможно” (стр. 397).

И все-таки для нас, тех, кто стремится быть сознательным православным христианином в наше время, интересен и значителен именно духовный мир свят. Григория Турского. Материальная сторона нам знакома, но это только выражение чего-то более глубокого. Для нас, конечно, благоприятно то, что материальная сторона православной культуры Галлии была почти полностью разрушена, и мы не можем с ней непосредственно познакомиться даже в музее древностей, значит духовной составляющей этой эпохи остается больше пространства для нашего восприятия. Современный православный христианин с волнением открывает “Книги чудес” свят. Григория и находит там именно то, к чему стремится его душа в этом бездушном, механистическом современном мире; он находит тот самый христианский узкий путь спасения, который он знает из православных служб, житий святых, писаний Отцов, но который напрочь отсутствует в жизни современных “христиан”, что человек начинает задумываться, не безумен ли он на самом деле, не является ли он едва ли ни историческим ископаемым, коль продолжает верить и чувствовать так, как Православная Церковь верила искони. Одно дело — признать интеллектуальную правоту Православного Христианства, но как с этой правотой жить, если она так не в ладу с нашим временем? И тогда человек начинает читать труды свят. Григория и узнает, что вся православная истина глубоко нормальна, что на ней когда-то основаны были целые общества, что глубоко ненормальны именно неверие и “обновленное христианство”, а не Христианство Православное, что это наследие и прирожденное право самого Запада, которое он оставил очень давно, когда отделился от единой Церкви Христовой, потеряв, таким образом, ключ к “тайне”, которая так озадачивает современного ученого — “тайне” истинного Христианства, к которой можно приблизиться лишь с горячим любящим сердцем, а не с холодным равнодушием современного неверия, не естественного для человека, а являющегося аномалией истории.

Но давайте кратко отметим, почему православному христианину так близок духовный мир святителя Григория Турского.

Святитель Григорий — историк, но он не просто летописец голых фактов или мифический “объективный наблюдатель” типа современного ученого, смотрящего на все с “холодным отстраненным любопытством”. У него есть своя точка зрения, он всегда ищет в истории образец; пред его глазами постоянно то, что современный ученый назвал бы “моделью”, под которую он подгонял собранные им исторические факты. В действительности все ученые разных направлений действуют именно таким образом, и любой, кто это отрицает, лишь обманывает себя и допускает вследствие этого, что его “модель” реальности, его базис для толкования фактов бессознательны и поэтому гораздо более способны к искажению реальности, чем “модель” ученого, который знает, в чем состоят его собственные основные убеждения и предпосылки. В наше время “объективный наблюдатель” — это чаще всего тот, чей основной взгляд на реальность представляет собой современное неверие и скептицизм, кто желает приписать историческим персонажам самые низкие мотивы, кто склонен отрицать все “сверхъестественные” явления, списывая их на “предрассудки” или “самообман”, или объясняя с позиций современной психологии.

“Модель”, по которой свят. Григорий толкует реальность, есть православное Христианство, и он привязан к ней не только умом, но горячо предан всем сердцем. Так, он начинает своей великий исторический труд “История франков” ни больше, ни меньше, чем с объяснения своей веры: “Собираясь описывать войны, которые короли ведут против враждебных народов, мученики против язычников и Церковь против еретиков, я прежде всего хочу объяснить свою веру, так чтобы каждый, кто читает меня, не мог сомневаться, что я католик” (конечно, в тексте VI века слово “католик” означает то же самое, что сегодня мы означаем под словом “православный”). Затем следует Никейский Символ веры, пересказанный своими словами и с добавлением православных объяснений.

Таким образом, в святителе Григории мы видим целостность взглядов, которая была утеряна почти всеми современными учеными — вот еще одно из тех основных различий между Востоком и Западом, которые возникли после римского раскола. В этом свят. Григорий полностью в православном духе. В этом подходе есть большое преимущество исключительно с точки зрения исторического факта, так как мы имеем перед собой не только “голые факты”, которые он записывает, но также понимаем контекст, в котором он их интерпретирует. Но что еще более важно, особенно когда доходит до записей о сверхъестественных явлениях или достоинствах святых, мы имеем неоценимое преимущество в лице подготовленного наблюдателя на месте, так сказать, — того, кто интерпретирует духовные события (почти все из которых ему известны или из личного опыта, или из свидетельств надежных, по его мнению, наблюдателей) на основе церковной традиции и его собственного богатого христианского опыта. Нам нет нужды гадать о смысле какого-нибудь духовно значимого события, когда у нас есть такой надежный современный ему толкователь его, и особенно когда его толкования так созвучны с тем, что мы находим в основных книжных источниках православного Востока. Мы можем еще больше доверять толкованиям свят. Григория, когда узнаем, что он и сам был удостоен духовных откровений (как описано в житии) и, когда не видел духовных откровений других, прямо признавался в этом (“История франков”, V, 50).

Сэр Сэмьюэл Дилл пишет, что ему, современному человеку, недоступен мир “легенд” свят. Григория. Что должны мы, православные христиане наших дней, думать об этих “легендах”? Проф. Дальтон отмечает, касаясь самой книги свят. Григория, которую мы здесь представляем, что “его “Жизнь Отцов” написана с какой-то детской простотой, которая характерна для “Собеседований” свят. Григория Великого” (том 1, стр. 21). В предисловии к этой книге мы уже обсуждали ценность такой “детскости” для современных православных христиан, а также высокую долю истинности в книгах таких православных писателей, как свят. Григорий Великий (по сравнению с баснями средневекового Запада). Необычные духовные проявления, описанные свят. Григорием Турским, знакомы любому православному христианину, который хорошо знает основу духовного опыта из основных православных источников, они похожи на легенды только для тех, кто основывается на материализме и современном неверии. Ирония в том, что эти “легенды” стали сейчас немного более доступны новому поколению, которое заинтересовалось психическими и оккультными феноменами, а также практическим колдовством и магией, но для них весь тон писаний свят. Григория останется чуждым, пока они не получат ключ от его “тайн” — истинное Правосдавное Христианство. “Чудеса и страхи невидимого мира” свят. Григория открывают для нас еще одну реальность, полностью отличную от современного неверия и в равной степени от оккультизма — реальность духовной жизни, которая действительно более скрыта от глаз, нежели видна, которая действительно объясняет многие необычные явления, как правило неправильно понимаемые современными учеными, и которая есть сейчас и продолжится вечно.

И, наконец, есть еще один аспект писаний свят. Григория, который современный историк находят обычно не столько удивительным, сколько (с пренебрежением) забавным, но к которому, опять же, мы, православные христиане, имеем ключ, которого нет у них. Это аспект “совпадений”, знамений и т. п., который свят. Григорий считает важным, а современные историки находят совершенно несоответствующим летописи исторических событий. Некоторые из этих явлений — это проявление духовного видения, например, обнаженный меч, который свят. Сальвий (и никто, кроме него) видел висящим над домом короля Хильперика и который предвещал смерть королевских сыновей (“История франков”, V, 50). А другие явления — это просто сны или естественные явления какого-то необычного рода, которые или вызывали у свят. Григория какие-то предчувствия (“История франков”, VIII, 17), или о которых он просто говорил: “Я понятия не имею, что все это значило” (“История франков”, V, 23). Современному историку идея находить какое-то “значение” в землетрясениях или странных знаках в небе покажется просто забавной, но свят. Григорий как христианский историк был уверен, что промысел Божий управляет во всей вселенной и может быть виден даже в маленьких или кажущихся случайными деталях духовно чувствительными людьми. Он также понимал, что самые глубокие причины исторических событий всегда несомненно очевидны. Касаясь этого богословского пункта, мы можем процитировать слова жившего на Востоке современника свят. Григория аввы Дорофея, которому писания свят. Григория ни в малейшей степени не казались странными: “Хорошо, братия, как я всегда говорю вам, каждое дело возлагать на Бога и говорить: ничего не бывает без воли Божией, но конечно Бог знал, что это хорошо и полезно, и потому так сделал, хотя бы сие дело и имело какую-нибудь внешнюю причину. Например, я мог бы сказать, что поелику я вкушал пищу со странниками и несколько понудил себя, для того чтобы их угостить, то желудок мой отяготился, произошел отек на ноге моей и от того я сделался болен, (мог бы я привести) и другие различные причины, ибо ищущему (их) в них нет недостатка; но самое достоверное и полезное есть то, чтобы сказать; поистине Бог знал, что это будет полезнее душе моей, и потому оно так и случилось” (преп. авва Дорофей, “Душеполезные поучения”, поучение 12).

Свят. Григорий, как и преп. авва Дорофей, в первую очередь, всегда искал главную из внутренних причин событий, которая касается воли Божией и спасения человека. Вот почему его история франков, так же как и истории отдельных святых гораздо более ценны, чем “объективные” (то есть чисто внешнего порядка) исследования современных ученых по тем же темам. Это не значит, что некоторые его исторические факты нельзя подвергнуть исправлению, а значит только, что его духовное понимание событий в основном правильное, христианское.

Теперь, перед тем как перейти к текстам самого свят. Григория, остается исследовать еще один важный аспект исторического контекста “Жития Отцов” — монашество в Галлии VI века.

Здесь мы опять найдем Галлию свят. Григория очень “восточной” и, возможно, здесь более, чем в любом другом аспекте этого раннего периода Православия, найдем повод для душевного вдохновения и, быть может, даже какие-то подсказки, которые помогут нашему собственному бедному и немощному православному монашеству современности.

2. Православное монашество в Галлии V-VI веков

Сердцем христианской жизни древней православной Галлии было монашество. Православное монашество возникло на галльской почве почти сразу же, как молва о великих египетских Отцах достигла Запада; и с тех пор, как христианской Галлии был дан пример собственного великого преподобного отца, свят. Мартина Турского, число ее монахов измерялось тысячами, из которых около 2 000 присутствовали на похоронах свят. Мартина в 397 году. С основанием в начале следующего века Леринского монастыря в традициях Египта и появлением писаний преп. Иоанна Кассиана о духовном учении египетских отцов начала V столетия, золотой век монашества в Галлии, можно сказать, начался. Нам известно об основании около двухсот монастырей в Галлии в последующие два столетия, и возможно их было гораздо больше; и святые чудотворцы из среды этих братств были уже неисчислимы.

Но история православного монашества в Галлии в этот период вовсе не была историей организаций. Монашеские “ордена” средневекового Запада с их централизованным управлением и одинаковым уставом были, конечно, неслыханны в сей ранний период первого монашеского рвения; и даже господство Устава преп. Венедикта (+ 529) над монашескими установлениями Запада (господство, которое при всех своих положительных моментах, также указывает на охлаждение первого монашеского пыла Запада) отстояло еще на несколько столетий вперед. Духовный тон монашеской Галлии этих столетий задавался православным Востоком.

Наиболее цельная картина монашества этих веков на Западе находится в писаниях свят. Григория Турского, в частности в “Жизни Отцов”, но также она разбросана и по страницам “Истории франков” и других его трудов. Но мы тщетно будем искать в его писаниях монашеских институций: мы найдем там названия немногих монастырей и почти ничего о монашеских правилах или управлении. Его интересуют прежде всего не монахи или монахини (т. е. формально постриженные), но подвижники благочестия и их духовные деяния. По большей части он рассказывает о подвигах преподобных, известных своей святостью и чудесами, но он также передает рассказы о тех, кто сбился с пути, выставляя их как предупредительные знаки для тех, кто отважился бы встать на путь духовной брани. В центре его внимания, так же как и монашеской Галлии, находится сама брань духовная. Лесная “пустыня” православной Галлии в это время дышит той же свежестью, пылкостью и свободой, что египетская и палестинская пустыни, запечатленные в “Лавсаике” и других подобных классических описаниях древнего восточного монашества. Итак, давайте посмотрим способны ли мы ухватить нечто от духа “бегства в пустыню” в Галлии V — VI веков через рассмотрение некоторых текстов великих западных преподобных Отцов сего времени.