Григорий был уроженцем кельтской области галлов, рожден был в земле Овернь. Отец его был Флорентий, мать — Арментария, и, словно подтверждая, что благородство в этом мире вознаграждается щедростью Всевышнего, родители его были и богаты, и знатны. Но более важно то, что они отличались редкой преданностью Господу, что любой член этой семьи, который, будь неверующим, считался бы отщепенцем. Мы покажем это, рассказав кратко о самых близких к нему.
Георгий, бывший в мире сем сенатором, взял в жены Леокадию, происходившую из рода Вектия Эпагата, который, согласно рассказу Евсевия в 5–ой книге “Истории”, претерпел мученичество и умер в Лионе с иными христианами того времени, кажется, даже более славно, чем они (177 от Р. Х.). Леокадия родила святителя Галла и Флорентия, у которого было чадо, о котором мы теперь говорим. Об этом Флорентии, отце своем, Арментарии, своей матери, Петре, брате своем, о своей сестре, супруге Иустина, и двух своих племянницах, Юстине и Иустинии, послушнице преподобной Радегунды, святитель Григорий рассказывает в своей “Книге о чудесах” то, из чего ясно, что их вера и их верность достойны немалой славы. Так, старая Леокадия в родной земле своего ребенка, в земле Овернь, держалась с таким достоинством, что среди сенаторов возвышалась, словно римская статуя.
От таких людей вел свою родословную святитель Григорий:[6] сенаторы, судьи и все, кто принадлежал к самым достойным гражданам. О родителях его можно с уверенностью сказать, что, поскольку Господь, очевидно, дает каждому тех предков, которых он достоин, то фактом, который послужит для прославления Григория, является то, что он, очевидно, был рожден от предков своих для прославления святости. Фортунат,[7] говоря о происхождении и родине Григория, сказал:
“Слава рода твоего, благородный глава города Тура, ты являешься среди Альп земли Овернь, как гора, более высокая, чем они сами”.
И, обращаясь к его матери:
“Дважды счастливая за заслуги свои — и для себя, и для мира — как Маккавей, давший небу семь детей, удостоенных венца мученического [2 Макк., гл. 7], так и ты, Арментария, ты — истинно счастливая мать, ты, что прославилась в чаде своем, ты, украшенная трудами сына своего, получаешь, словно венец, неувядаемую святость Григория”.
Так, в благородном семействе отпрыск еще более благородный, словно роза, чарующая еще больше, когда ее сорвали, он возвращает родителям своим честь, увеличенную великодушной природой. И хотя нет необходимости в именах искать величие таинственного, все же он, по счастливому знаку, как показало сие событие, получил имя Григорий.[8] В переводе с греческого имя это означает “бодрствующий”, и он знал, как проводить не только третье бдение, но и второе, что гораздо труднее, и даже первое — нечто, что можно видеть очень редко; и, поскольку он с младенчества служил Спасителю, он “одиноко сидит”, по выражению Иеремии (Плач 1, 1), или, по меньшей мере, вместе со святителем Мартином. Когда он возрастал и стал учиться грамоте, ум его развивался под руководством епископа Галла, дяди его.
Святитель Мартин Турский,
2. Чудесное знамение
Его уже учили письменности, когда Божественная воля познакомила его с неотмирными знамениями и облагородила все его детство, показав удивительное. Его отец, сраженный свирепой болезнью, был прикован к постели. Лихорадка пробирала до костей, от подагры распухало тело, глаза застилала кровавая пелена — когда некий человек, явившись ребенку во сне, спросил его: “Ты прочитал книгу Иисуса?” Мальчик ответил: “Я ничего не знаю, кроме букв алфавита, и мне не нравится их учить, меня учат насильно. Ничего не знаю об этой книге”. Человек тот сказал: “Иди и дай небольшую деревянную палочку определенной формы (было сказано, какой) кому-нибудь, кто может на ней написать это имя, а когда оно будет написано чернилами, положи ее на постель своему отцу, рядом с его головой. Если ты это сделаешь, он обретет покой”.
Когда наступило утро, мальчик рассказал матери свой сон. Благочестивый духом ребенок понял, что на деле не ему, а его матери решать, делать ли такое. Мать его распорядилась, чтобы все было сделано, как в видении. И было сделано, и здоровье отца сразу же восстановилось.[9] И в самом деле, что более подходяще для того, чтобы поправить здоровье, чем имя Иисуса, начертанное на дереве?
3. Его двоюродный дед, святитель Никита Лионский
Родители его как представители знати владели обширным поместьем в Бургундии. Поскольку они были соседями святителя Никиты, праведнейшего человека, управлявшего (с епископской кафедры) городом Лионом, последний велел привести к нему юного Григория. Когда мальчика привели к Епископу, Святитель некоторое время рассматривал его и, не знаю что узрев в нем Божественного, попросил, чтобы ребенка подвели к нему, так как он лежал в постели, и, словно житель рая, увидавший будущего сообитателя, начал его ласкать, прижимать к себе, но (деталь, о которой нельзя умолчать) лишь полностью закрывшись туникой из страха прикоснуться обнаженной кожи ребенка хотя бы кончиками пальцев. И сей самый ребенок, став взрослым, часто рассказывал своим слушателям об этом проявлении целомудрия и советовал им судить, помня об этой предосторожности совершенного человека, насколько нам, таким нравственно неустойчивым, следует избегать плотских контактов. Итак, святитель Никита благословил ребенка и, помолившись о его счастье, отправил того к родным.[10]
4. Его отец исцеляется во второй раз
Примерно через два года после чуда, о котором мы уже рассказали, Флорентия снова одолела болезнь, он весь горел, ступни его распухли и скрючились от чудовищной боли. Он был угнетен приближением смерти и одной ногой уже стоял в могиле. Но ребенок во сне снова увидел того же самого человека, который спросил его теперь, знает ли он книгу Товита. “Совсем не знаю,” — ответил он. Человек продолжал: “Знай, что Товит был слепой, а сын его вместе с ангелом излечил его печенью рыбы. Сделай поэтому то же самое, и отец твой будет избавлен”. Мальчик передал эти слова матери, которая немедленно послала слуг на реку. Поймали рыбу, и часть внутренностей, какие было велено, положили на горящие угли. Счастливое заключение чуда не замедлило последовать, так как только первая волна ароматов попала в ноздри отца, то немедленно исчезла вся опухоль и вся боль.[11]
Пюи-де-Дом рядом с Клермоном, местом рождения свт. Григория святителя Иллидия
Если достойна восхищения заслуга Иоанна в том, что был открыт рот Захарии, то не меньше достойно восхищения то, что Флорентий не один раз, а дважды был исцелен своим сыном. Благодаря этому Флорентий и его жена поняли, что их сын получит дар и будет Боговдохновенным человеком; действительно, они не могли не увериться, что Божественная мудрость создала его для каких-то более возвышенных целей. Однако они не звали его к постригу, желая, как мне кажется, чтобы он сам выбрал религиозную стезю; только с большим усердием принялись за его обучение.
ebooksa