Рей помогает частично контролировать Императора, но после его «взрыва» за ужином, Дарэй слишком изменился. Стал импульсивнее. Подозрительнее. Настойчивее. Я не раз находил в его кабинете вещи, намекающие о том, что он ведёт поиски сокрытых саркофагов Пяти.
Дарэй становится безумным. И одним из его безумных поступков стало обращение Барбары.
Барбара остаётся ненасытной уже почти две недели. Её жажда множится, выходя за рамки привычного кормления новообращённого, и мы уже не успеваем менять кормильцев. Она высасывает всех до последней капли и бросает везде, где ни попадя. Мы просто не успеваем прибирать цепочку из трупов, что ведёт в её покои.
— Почему она, а не я?! — взвизгнув, шипит Барбара, мгновенно сокращая между нами расстояние и оставляя труп бедняги покоиться на траве у кустов. Это действие вытаскивает меня из мыслей, возвращая в реальность.
Я знаю, о ком идёт речь. И у меня нет ответа на этот вопрос.
— Он просто…
Как же я устал от всех этих проблем, которые доставляет Дарэй. Зачем было жениться на Барбаре, если заставляешь её страдать? Зачем давать ей поводы для ревности, подводя к пику?
Как не пытаюсь понять, не понимаю логику поступков друга. Мы знакомы слишком давно. Почти век. И с каждым годом пропасть между нашим пониманием мотивов друг друга ширится, поглощая прежний мост дружбы, что связывал нас.
— Что такого в этой Дженебре Виттелло?! Почему он любит её, а не меня?! Почему??
Вой Барбары схож с волчьим, ведь волчищей она осталась даже несмотря на обращение в вампира. Точнее Барбара была оборотнем, а стала гибридом. Я годами предупреждал Дарэя не совершать этого поступка даже в любом неконтролируемом порыве страсти или злости, ведь мы ранее уже имели дело с гибридами.
Представляю, как придёт в ярость Блайдд, когда узнает, что Дарэй сделал с его обожаемой сестрицей…
— Я не знаю, Барбара.
Что такого в Дженне, что Дарэй любит её десятилетиями? Полагаю, что сейчас солгу, ведь прекрасно знаю ответ на данный вопрос.
Это связь. Иногда она появляется совсем неожиданно, намертво связывая тебя с тем, кому ты будешь предан несмотря ни на что все оставшиеся века. И это нерушимо. Навсегда.
Но Барбара не чувствует моей лжи. Она вся щетинится, уходя в себя:
— Никто не знает. Однако ей отдают сердце, отдают перстни, а мне…
Глаза Барбары светятся, когти на руках удлиняются. Под глазами ползёт сеточка чёрных вен.
А потом она неожиданно берёт себя в руки и вновь обретает человекоподобный вид. Лишь ведёт носом, принюхиваясь и выискивая новую жертву, что погибнет этой лунной ночью.
Её голос вновь становится ровным и привычным.
— Все вы, мужчины, те ещё твари, Киран. Вы глупцы. И вот этого вы тоже не знаете. Врёте, скрываете, увиливаете вместо того, чтобы сказать всё прямо и встретиться с принятием информации женщин лицом к лицу, — последние слова она будто выплёвывает из себя. Её глаза суживаются в две тонкие щёлочки. — И это ломает веру в вас, ломает нас. Думаешь, я злодейка, раз вот таким образом показала правду Лайле? Надо было признаваться раньше, Киран. У тебя было двенадцать лет. Больше десятилетия. А что вы делали с моим братцем? Лишь запрещали всем, кто о ней знал из стаи, распространяться о том, что наследница Лаиров жива. И о том, что вы неумолимо следите за ней, — я напрягаюсь и прислушиваюсь к звукам, боясь, что нас могут подслушать. Но в дворцовом саду нет ни души, кроме нас и благоухающих роз. — Я сделала Лайле одолжение, позволив раскрыть глаза на натуру чудовищ вокруг.