Прежде всего лезло в глаза то, что с виду собравшиеся на полянке больше напоминали шайку разбойников, чем сход добрых хуторян. Детей между ними не виднелось, только взрослый, годный к работе народ. Все были в буром и тёмно-зелёном, и укутаны не по-сушьему плотно. Обмотки, лапти, у кого и сапоги на ногах. На мужиках — наглухо застёгнутые зипуны, суконные капюшоны либо рогожные башлыки поверх шапок, закрывающие лица до самых глаз. Тётки — в бесформенных серых запонах поверх тёмных рубах, рукава плотно зашнурованы у запястий. Плечи, и головы покрыты огромными, невзрачными серыми платками, тоже лиц толком не разглядишь. На босого и простоволосого Вольника косились неодобрительно, девки стыдливо отводили глаза. Он же, ничуть не смущаясь, отвечал на все взгляды нахальной белозубой улыбкой. Кстати, только теперь Нарок заметил, что Добрыня с Торвин тоже успели приодеться на местный лад: поморийка натянула зелёный капюшон, а торговец поверх замызганного зипунишки и шапки обмотался по-бабьи серым платком.
Первым к приехавшим подошёл седенький, но крепкий ещё старик с хитрющими глазами. Он обменялся с Добрыней приветствиями, перекинулся парой вежливых фраз с Торвин, на Нарока глянул настороженно, но всё же кивнул ему, а потом сказал: "Приступим, с Маэлевой помощью." И началось вовсе странное.
Диковатого вида мужички по одному, не спеша, подходили к возку, обменивались с торговцем короткими приветствиями. Для каждого из них Добрыня снимал с кольца на поясе одну из дощечек, изучал нацарапанные на ней таинственные знаки, потом на какое-то время исчезал под навесом, а обратно появлялся уже со свёртком или мешочком в руках. Покупатель деловито осматривал содержимое, молча доставал из своего заплечного мешка оговоренную, видимо, заранее плату и забирал товар. Многие после говорили Добрыне нечто вроде: "Ну, мне к травоставу — как обычно," а Добрыня вынимал из сумки чистую дощечку, быстро царапал на ней что-то и вешал её на новое, в начале торга пустовавшее кольцо. Реже покупатель пускался в точное перечисление своего заказа или Добрыня озвучивал желаемую плату, и тогда до Нарока доносились незнакомые, порой престранные слова: коготок, двузубка, гранёнка… Иногда мужик жестом подзывал к возку какую-нибудь из тёток. Для таких Добрыня доставал короб с яркими бусами, колечками, лентами и цветными нитками. Подарок выбирался так же спокойно, без спешки и лишних слов. Сделав покупки, лесовики коротко желали Добрыне доброй дороги и уходили прочь.
После взрослых к возку потянулась молодёжь. Порядок здесь был тот же, что и у старших: парни товарились сами, некоторые "угощали" девиц. Их Нарок быстро наловчился отличать от тёток: мужатые под платками носили двурогие кики с расшитым хитрым узором очельем, а у девчат из-под нижнего края платка виднелись разноцветные кончики лент. Позже он сообразил и то, как понять по одежде, парень перед ним или мужик: парни повязывали на рукава плетёнки из ярких ниток — подарки подружек. Семейные же подобных украшений не носили, а может, просто не выставляли их напоказ.
Наконец, на торжке остались только женщины, да ещё, видимо, для надзора за ними задержались несколько угрюмых мужиков. Тётки и девки подходили к возку парами или по трое, брали нитки и рукодельный инструмент, расплачивались же некрашеной пряжей или холстом. Железо ценилось дорого, на глазах у Нарока одна из тёток отдала за две иглы пол штуки* небелёного полотна.
С тётками Добрыня управился быстро. Рядом с обозом остался лишь старик, давший знак начинать торг. Убедившись, что все лесовики ушли, он вытащил из заплечного мешка какой-то свёрток, протянул Добрыне, заодно вложив ему в ладонь серебряную монету:
— На вот, передай.
Добрыня понятливо кивнул:
— Сделаем, не сомневайся.
— Ну и добро. Езжай себе с миром, храни тебя Маэль от всякого зла.
Сказав так, старик тоже ушёл по какой-то стёжке. Лес затих, и вскоре уже трудно было поверить, что на полянке у тропы недавно побывало десятка три человек…
Перед тем, как снова тронуться в путь, Торвин вдруг спросила у Нарока, указывая на свой капюшон:
— Приодеться не хочешь?
— Жарень же! — ужаснулся он.
Торвин нахмурилась, однако настаивать не стала. Только проворчала:
— Дело твоё. Я сказала — ты слышал.
<tab>Дальше Торвин поехала в голове обоза. Нароку довольно быстро надоело тащиться позади возка. Он подогнал коня и, поравнявшись с Добрыней, решил разбавить дорожную скуку разговором:
— Лисьи Норы — это такой хутор, да?
Добрыня кивнул.
— Странно. Народу, вроде, немало, а домов поблизости нет.
ebooksa