— Это какие такие слухи? — нахмурился Робб.
— Женщина живёт одна, и всё у неё получается. И покупатель овощей — наш барон. Сам понимаешь, — Космина подняла глаза. — Я же знаю, что за моей спиной говорят. Они смотрят, как Лосса творит, что хочет, но никто не заступится. Никто никогда меня не защищал. Кроме тебя.
Она была так близко, и взгляд её был таким пронзительным и печальным, что Робб не удержался и поцеловал её. Губы Космины были мягкими и на вкус были, как ягоды, и она почувствовал, как истосковавшееся по добру сердце заходится от счастья, близкого к боли, и прирастает к Космине, и этой проклятой деревне, и к таверне, будь она неладна.
— Ты же не уйдешь?
Робб сдержал вздох. Ну и вот что ему теперь делать?
— Не уйду.
Робб возвращался в таверну в самом благостном расположении духа. На губах его горели поцелуи, живот был полон простым, но сытным завтраком, солнце грело, но ещё не пекло — всё вело к тому, что вот-вот что-то пойдёт не так.
Несмотря на ранний час, в зале таверны уже сидели два гнома и что-то обсуждали низкими голосами. При появлении нового человека они только подняли головы и тут же вернулись к своей беседе.
— Доброе утро, господа, — поздоровался Робб. “Господа” — вот насколько у него было хорошее настроение. — У вас уже приняли заказ?
— А тебе что за дело? — огрызнулся один из гномов. На нём был потертый кожаный доспех, который выглядел однако достаточно прочным.
— Да я хозяин этой таверны, — улыбнулся Робб, надеясь, что вышло не очень жутко.
— А девица длинноухая тогда кто?
— Дочь моя, — не задумываясь, ответил Робб.
Гномы переглянулись, хрюкнули в бороды, отерли усы руками.
— Ну раз так, то дочь твоя всё приняла. Ждём вот.
— Ну и отлично.
Робб решил в первую очередь зайти в свою комнату и переодеться, но когда он поднялся по лестнице и открыл дверь, перед ним предстала неожиданная картина.
На стуле высилась аккуратно сложенная стопка чужой одежды. Она была грязно-голубого цвета, а из-под штанов свешивался кусок засаленного кружева. Венчал стопку берет с изломанным пером. А на новенькой кровати, которая еще пахла смолой и свежим деревом, свернулся кто-то чужой, только черный вихры торчали из-под простыни, служившей ему одеялом.
— А ну-ка, кто тут такой смелый? — прорычал Робб, стаскивая простыню с бедняги. Под ней он обнаружил худого парня со светлой кожей. Сколько ему было лет, Робб бы не смог сказать, потому что парнишка жмурился, корчил рожи и шлепал рукой по матрасу в поисках покрывала.
— Что вы себе позволяете? Это моя комната, — заявил хриплым голосом юнец.