И потому беру один из тех холстов, что еще чист и выплескиваю на него всю боль и все слова, что не могу сказать.
Ученые пока не могут спрогнозировать, насколько большой может вырасти черная дыра. И вряд ли они смогут сказать, настолько большой может вырасти черная дыра в сердце и душе человека. Настолько большой может стать черная дыра, что теперь живет во мне.
Учёные так и не выяснили, что может находится внутри черной дыры. Никто до сих не знает, что же такого в ней спрятано.
Но я думаю, что черная дыра пуста. Так же пуста, как и мой животик. Так же пуста, как и я, у которой больше никогда не будет возможности родить детей.
Ученые любят давать черным дырам имена, что-то забавное типа «Единорог» или замысловатое а-ля «украшенный темный источник бесконечного творения», что по-гавайски звучит «Повехи». Вот и я дала имя своей черной дыре. Не замысловатое или необычное, а точно отражающее ее суть. Горе.
Ученые говорят, что черные дыры – объекты очень даже древние и их возраст доходит до двенадцати миллиардов лет. Мне только двадцать шесть, но горе мое так велико, что дала бы я ему куда больше двенадцати миллиардов.
Ученые все же пришли к выводу, что у черной дыры есть предел роста и он не превышает 10 миллиардов солнечных масс. Но я уверена, что они ошибаются. Черная дыра в моей груди давно преодолела этот порог и с каждой минутой только растет.
Ученые вроде как говорят, что человек от горя умереть все же может. Но и тут они ошибаются, хоть психологи и солидарны с ними. Как бы сильно я не желала умереть и отправиться следом за моим малышом, мне это не удается. Бог не слышит мои молитвы, не хочет забирать меня к себе и вместо умиротворения в виде смерти, он дарит мне лишь приступы тревоги и паники. А они дарят лишь ложную надежду на то, что мое сердце, сбивающееся с ритма со время приступов, наконец остановится.
Но нет.
Оно все так же бьется.
Сегодня нам с Костиком удается поговорить. Впервые за несколько недель молчания и стандартных фраз типа «Доброе утро!», «Иди есть» и «Спокойной ночи». Не долго правда, потому что он не хочет меня слушать. Ему больно, и боль его куда сильнее, чем моя. Да, у меня зарастают сломанные кости и пугающе опустевший живот, но ему в десятки раз хуже, чем мне. Его черная дыра куда больше по размерам моей и у нее тоже есть имя – Вина. И ей, как и Косте, двадцать восемь, но двадцать восемь миллиардов.
Мой муж винит себя во всем произошедшем. Ругает себя за то, что не разглядел в ночи выезжающий с прилегающей дороги чёрный автомобиль с выключенными фарами и пьяным водителем. Корит за то, что не смог вытащить меня из машины сам и доставить в больницу чуть раньше на попутках. Ненавидит за то, что не успел спасти нашего малыша.
Я пытаюсь объяснить ему, что он ни в чем не виноват. Он сделал абсолютно все для того, что спасти нашего ребенка. Все и даже больше. Но он и слушать меня не хочет.
А еще он не принимает помощь.
Ни мою, ни друзей, ни родителей, ни психологов, к которым я предлагаю обратиться, потому что одним нам со всем этим просто не справиться. Это нас раздавит.
Но Костя не хочет делиться своей болью со специалистом.
Не хочет он делиться и со мной. И сейчас мы, два человека, которые могли разговаривать друг с другом часами обо всем, которые даже ссорились в формате бесед по душам, но проходивших иногда на повышенных тонах, не можем сказать друг другу и двух слов. Не можем мы сказать их и другим людям.
Но мы находим способ заглушить боль и приступы паники.
ebooksa