Рука надо защищать, правда обо мне причинит ему боль. Магнус был слишком необузданным и свободным, чтобы сохранить такой секрет. А отец Блэквуда был напрямую вовлечен в то, что
Я была совсем одна, и было такое чувство, что я живу в стеклянном ящике, меня видно со всех сторон, но до меня невозможно дотронуться. Я закончу так же, как Микельмас, который врет о собственной идентичности даже близким, если они у него есть, врет мне о своем чертовом прошлом. О нет…
Я закрыла лицо руками, и Мария осторожно коснулась моего плеча.
– Расскажи мне, – прошептала она. – В чем дело?
Я стояла перед выбором. Правда или ложь. Безопасность или риск. Я врала Агриппе. Соврать и его дочери?
Я рассказала ей все.
О Микельмасе и астральной плоскости. Об отце Блэквуда и Ре́леме. Когда часы пробили шесть, я все еще говорила. К тому времени, как я закончила, Мария так побледнела, что ее веснушки резко обозначились на белой коже.
– Так что видишь, – закончила я, – это была интересная ночь.
Правда повисла между нами, как живое существо, которое могло укусить… или нет.
– Теперь я понимаю, что произошло, – задумчиво произнесла она.
Мой истерический смех превратился в икание.
– Никто не должен узнать…
Я дала этой девушке власть уничтожить меня. Но, посмотрев в ее глаза, я верила ей. Не потому, что это были глаза Агриппы, но потому, что это были глаза Марии.
Она кивнула.
– Так как у меня тоже есть проблемы с отцом, сомневаюсь, что я кому-то скажу. – Она намотала локон на палец. – Что ты собираешься делать с… Ре́лемом?
Я уставилась на свои сцепленные пальцы.
– А что бы сделала ты?
– Первичные инстинкты подсказывают, что ты должна держаться от него как можно дальше. Но опять же, ему не обязательно было загораться или рассказывать тебе о Микельмасе. Раз он сказал тебе правду, наверное, он чего-то хочет. Позаботься о том, чтобы ты узнала, что именно.
Что же я могла сделать?
– Похоже, меня поймали в ловушку.