Мрачно темнеющий свет

– Королевский фиолетовый. Я хочу произвести впечатление. Никогда не знаешь, кто придет. – Она улыбнулась со знанием дела. – Джордж, наверное, пригласит нескольких молодых людей… в качестве кандидатов.

Я вздрогнула, и на этот раз булавки Вольтианы были ни при чем. Блэквуд не сказал сестре, что до сих пор писал Обри Фоксглаву? Если он вскоре не поговорит с ней, это сделаю я.

После примерки, когда мы усаживались в карету Блэквуда, я изумленно ахнула и ударила себя по лбу:

– Мария, нам нужны травы с рынка, разве нет?

– Ага. Как мы могли об этом забыть? Вот горе! – Она неестественным жестом воздела руки. Мария была превосходным воителем, а вот актрисой – не очень.

– Это как раз неподалеку. Элиза, почему бы тебе не поехать домой попить чаю? – Я выпрыгнула из кареты, Мария – за мной.

– Что вы задумали? – спросила Элиза.

– С чего ты взяла? – улыбнулась я в надежде, что выгляжу убедительно.

Но Элизу так просто не проведешь.

– Тогда будьте осторожны. Что бы вы ни делали. – Она нахмурилась.

Карета исчезла из виду, и я почувствовала угрызения совести. Я была бы счастлива, если бы она пошла с нами, но не хотела заставлять ее врать Блэквуду. Кроме того, кто знает, какие опасности нас ждут?

Мы с Марией заторопились вниз по улице, взяв друг друга под руку.

– Держи капюшон надетым, а голову опущенной, – сказала она. – На случай, если тебя кто-то узнает.

Лондон здорово изменился даже по сравнению с тем, что было еще несколько месяцев назад. Вдоль улиц возвели баррикады из мешков с песком – мера предосторожности, которая замедлила бы фамильяров, но остановить Древних это не поможет. В воздухе постоянно пахло дымом и потом.

Раньше лица знати были расслабленными, теперь же богатые женщины в модных шляпках-таблетках и нищенки в лохмотьях – все были одинаково испуганные. Каждый день появлялись новые рассказы об атаках Ре́лема, и эти атаки становились все более жестокими. Восемьдесят чародеев погибли за одну-единственную ночь на окраине Шеффилда – люди перешептывались, что со всех была заживо содрана кожа. Каждая смерть заставляла меня вспомнить слова Ре́лема: «Я покажу вам ужас. Отдайте мне Генриетту Хоуэл».

Вот почему мы здесь, напомнила я себе, пока мы шагали по грязной улице. Мы сделаем так, что это оружие заработает. Мы покажем Ре́лему, что в действительности значит ужас.

Наконец мы вышли на широкую и оживленную улицу, которая вела к круглой площади Пиккадилли; здесь было оживленно. Старые торговые ряды и торговые ряды Полпенни-роу были безжалостно уничтожены во время атаки Корозота, и лондонцы приходили сюда, чтобы купить или продать что-то.

Почувствовав голод, я купила пару мясных пирожков сомнительного вида, и мы с Марией быстро их съели. Я никогда в жизни не слышала такого гвалта; богатые и бедные, все потели, толкались, кашляли, вовлекая нас в свой круговорот.

Мы пошли вниз по Пиккадилли к Бонд-стрит. Вскоре справа от нас появился дугообразный вход в Аркаду-Берлингтон. Это была длинная крытая пешеходная улица с магазинами по обеим сторонам. До падения защиты – модное место, где леди покупали духи и засахаренные фрукты. Сейчас пространство делили попрошайки и продавцы устриц.

– Давай посмотрим, – сказала я, расчищая себе путь через толпу. Мария шла за мной следом. В бумаге говорилось, магазин 59, но, когда мы подошли, никакого магазина там не нашли. Окна были разбиты, дверь заколочена. Краска облезала длинными полосами. Сюда годами никто не заходил.