– Ты у меня еще покричишь, пиявка. Я сцежу из тебя кровь, как из хряка, а самое лучшее, что в тебе есть, забью в трубку и приберегу на потом, и покажу, чего на деле стоит ваше бессмертие. – Он пристально посмотрел в пустые глаза чудовища. – Так достаточно желчно?
Губы Жан-Франсуа изогнулись в улыбке.
– Мне говорили, что у тебя тяжелый характер.
– Занятно. А я вот о тебе вообще не слышал.
Улыбка медленно растаяла.
Чудовище заговорило далеко не сразу.
– Твой отец. Кузнец. Он был набожным человеком?
– Он был горьким пьяницей с улыбкой, под чарами которой монашки сигали из исподнего, и с кулаками, которых страшились даже ангелы.
– Это напомнило мне о яблоках и о том, как далеко они падают от яблонь.
– Не припомню, чтобы спрашивал твоего мнения о себе, холоднокровка.
Говоря дальше, чудовище оттеняло глаза на портрете Габриэля:
– Расскажи о нем. Об этом мужчине, что вырастил легенду. Как его звали?
– Рафаэль.
– Значит, звали его в честь ангела, из тех, которые страшились его кулаков?
– Уверен, это их здорово бесило.
– Вы с ним ладили?
– Да разве же отцы с сыновьями ладят? Чтобы увидеть, каким по-настоящему был тот, кто тебя растил, надо сперва самому возмужать.
– Это не про меня.
– Да, ты же не человек.
Глаза мертвой твари блеснули, когда она подняла взгляд на Угодника.