Империя вампиров

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты вцепился в эти перила, как в мамкину сиську.

– Вообще-то я представлял сиськи твоей мамаши. Хотя мне говорили, что ты предпочитаешь грудь сестры.

Серорук заворчал, веля нам обоим остыть, и остаток подъема де Косте держал язык за зубами, бросая на меня злобные взгляды. Однако мне было плевать. Всю неделю он обращался со мной, словно с приставшей к сапогу грязью, и компания этого засранца-барчука казалась мне столь же привлекательной, как мешок лобковой гниды.

Платформа со скрипом остановилась. В будке слева была лебедка, которую крутил сварливый тип, затянутый в черную кожу, с сальными патлами. А вот серебра на руках у него я не заметил.

– Светлой зари, привратник Логан, – кивнул ему Серорук.

Худой поклонился и с сильным акцентом оссийского деревенщины ответил:

– С Божьим утречком, брат Серорук.

Я прикинул, что долина лежит под нами примерно в пяти сотнях футов, но под сердитым взглядом мастера Серорука отпустил наконец перила, за которые так цеплялся.

– Не бойся, Львенок.

– Главное вниз не смотреть. – Я выдавил улыбку.

– Смотри перед собой, малец.

Я убрал с лица волосы, что бросал мне в глаза ветер, и вздохнул.

– Вот это вид…

Перед нами вздымался кафедральный собор. Прежде я соборов не видел, а крохотная часовенка в Лорсоне мне, юнцу, всегда казалась внушительной. Однако сейчас я поистине увидал дом Господа: огромный круглый кулак гранита, шпили которого пронзали небо; во внутреннем дворе стоял фонтан с чашей из бледного камня, окруженный кольцом ангелов: Кьяра, слепой ангел милосердия, Рафаил, ангел мудрости, Санаил, ангел крови, и его близнец, мой тезка Гавриил, ангел огня. Кладка местами крошилась, кое-какие окна были заколочены, но все же ничего великолепнее я еще не встречал. По собору, точно облепившие бревно клещи, ползали рабочие, а с парапетов усмехались гаргульи. В восточном и западном фасаде я заметил огромные двойные двери, и над рассветными створками сверкал величественный витраж.

Выполнен он был как семиконечная звезда, каждый луч которой иллюстрировал житие одного из семи мучеников: святой Антуан, разделяющий воды Вечного моря; святой Клиланд, стерегущий врата в преисподнюю; святой Гийом, сжигающий на кострах безбожников. И, конечно же, святая Мишон в ореоле соломенных волос: она держала в руках серебряную чашу и яростным взглядом смотрела прямо мне в душу.

На верхней ступеньке восточного крыльца нас ожидал человек в пальто угодника. Он был из Зюдхейма: темная кожа – как полированное красное дерево; бледно-зеленые глаза – подведены тушью. Он был старше Серорука, а длинные черные волосы заплел в спиральные косички. Из-за жутких шрамов на щеках казалось, будто его губы навечно застыли в мрачной улыбке; на тыльной стороне его ладоней поблескивали прекрасные серебряные татуировки. Он был широк в плечах, как мой папá, но излучал ауру такой власти, которая моему отчиму с его кулаками и не снилась.

Это, решил я, главный.

Серорук и де Косте низко поклонились.

– С возвращением, братья. На мессе нам вас не хватало. – Великан обернулся ко мне и низким, как пение виолончели, голосом произнес: – Приветствую и тебя, юный бледнокровка. Меня зовут Халид, и я – верховный настоятель Ордо Аржен. Знаю, ты проделал долгий путь, и новая жизнь может не оправдать твоих ожиданий, но отныне это твоя жизнь. Ты и благословлен, и проклят, призван Господом Всемогущим на этот священный промысел. Мужайся. Будь беспощаден к себе. Иначе вслед за тобой мы все познаем слабость и отдадимся ей.

Не зная, как ответить, я просто поклонился: