Империя вампиров

22
18
20
22
24
26
28
30

Де Косте развернулся на окованных серебром каблуках и зашагал в сторону оружейной. Распахнув огромные двойные створки, украшенные кованым изображением семиконечной звезды, он провел меня в огромный аванзал. И там я пораженно охнул.

Помещение озаряли мириады подвешенных к потолку стеклянных сфер. Каждая из них сияла горящей свечой. Как будто погасшие звезды моей юности вернулись на небосвод и изливали на стены медовый свет. Вдоль самих стен на широких стеллажах хранилось множество клинков, на которых лежали теплые блики.

Я разглядел мечи вроде тех, что носили у пояса Серорук и его ученик: сталь с прожилками серебра. Длинномерные мечи, бастарды [9], секиры и боевые молоты. Но было там и более диковинное оружие, о котором я слышал лишь мельком. Колесцовые пистолеты, ружья, многоствольные пистолеты прекрасной ковки, покрытые гравюрами со строчками из Писания:

Я есмь меч, что повергает грешных. Я есмь длань, что возносит праведных. И я есмь весы, что в конце взвесят всех. Так говорит Господь.

В монастырь я влюбился с первого взгляда, но оружейная сразила меня наповал. Не забывай, вампир, ведь я рос одновременно сыном кузнеца и солдата. Упорно занимался с мечом и знал, как ковать столь прекрасное оружие. В этой кузнице трудились настоящие гении…

– Жди тут, – велел де Косте. – Ничего не трогай.

Парень скрылся за внутренними дверьми, и я услышал знакомый звон молота о наковальню. Заметил людей в кожаных фартуках, блестящие в свете горнил мускулистые руки, и от тоски по дому защемило в груди. Мне не хватало сестренки Селин, мама и даже, oui, папа. Пора было, наверное, прекратить называть его так в мыслях, но – семеро мучеников! – проще сказать, чем сделать. Всю свою жизнь я считал отцом Рафаэля Кастия, даже не догадываясь, что мой настоящий отец – чудовище.

Когда тяжелые двери закрылись за Аароном, я приблизился к длинномерным мечам, дивясь их красоте. Навершие каждого было украшено семиконечной звездой, крестовина – изображениями Спасителя, распятого на колесе, или ангелов в полете. Но серебряные прожилки в стали походили на завитки в срезе прекрасного дерева, и каждая едва уловимо отличалась от других. Я коснулся лезвия ближайшего клинка тыльной стороной ладони, за что оно вознаградило меня легкой болью и тонкой красной полосой на коже.

Острое как бритва.

– У тебя хороший вкус, – прозвучал у меня за спиной насыщенный бас.

Я испуганно обернулся и увидел молодого зюдхеймца. Проворный, словно кошка, и тихий, точно мышь, он вошел через вторые внутренние двери и теперь наблюдал за мной. Он выглядел лет на двадцать, а кожа его имела эбеновый оттенок, как и у всех его соплеменников. Татуировок он не носил, однако опаленные волосы на предплечьях и кожаный фартук выдавали в нем кузнеца. Он был высок, поразительно красив и носил короткие узловатые косички. Подойдя, он взял у меня меч.

– Кто рассказал тебе о такой проверке меча? – спросил он, кивнув на мой порез.

– Сила мечника в руке, но мастерство – в пальцах. Вот и нечего рисковать, водя ими по лезвию. Это мне сказал папа. – Тут я осекся и стиснул зубы. – То есть… тот, кого я считал папа…

Юноша кивнул, глядя на меня мягко и с пониманием.

– Как твое имя, парень?

– Габриэль де Леон, господин.

Юноша рассмеялся – да так громко и басовито, что даже у меня в груди отдалось.

– Никакой я не господин, но преданно служу Господу. Батист Са-Исмаэль, брат очага и чернопалый Серебряного ордена, к твоим услугам.

– Чернопалый?

Батист улыбнулся.