II. Три способа
Мелкий мальчишка бежал первым. Ему было не больше шести, когда он стал таким. Двигался резво, как олень, мчался по долине прямо ко мне. Следом неслись остальные: светловолосая женщина и двое мужчин, худой и коренастый. В стае теперь было десятка два порченых, не меньше.
Я, охнув, поднялся на ноги. Сломанная рука болталась плетью, и когда я снимал с коня седельные сумки и прятал сломанный меч в ножны, боль вернулась. Я простился с несчастным братом и побежал в сердце долины, туда, где вилась далекой лентой дорога. За ней еще три мили – и брод. Шансов оторваться от порченых было мало, но я знал, что мимо Справедливого они не пробегут. В воздухе густо витал аромат его крови, скопившейся в лужах грязи. Шавки вроде этих устоять не смогут.
Я уже ощущал трясучку: жажду, от которой сбивалось сердце и крутило в животе. Запинаясь и чуть не поскальзываясь, я выхватил из бандольера фиал: на донышке оставалась всего щепотка порошка цвета розовых лепестков и шоколада; от нетерпения рука у меня задрожала еще сильней, а стоило запустить ее в карман пальто, как сердце ушло в пятки: огниво пропало.
– Шило мне в рыло… – прошептал я.
Я пошарил за поясом, в других карманах пальто, хотя результат уже знал: огниво потерялось, когда я вылетел из седла. Шансы оторваться все уменьшались.
Я побежал, сунув сломанную руку за бандольер и морщась от боли. Со временем кость должна была срастись сама, но порченые этого времени мне давать не собирались. Одна надежда была на реку, да и то крошечная. Если бы меня настигли, я сгинул бы, как Справедливый.
Жан-Франсуа оторвал взгляд от книги.
– Ты так сильно боялся их?
– Кладбища этого мира полнятся идиотами, которые считали страх своим другом.
– Похоже, что легенда о тебе, переходя из уст в уста, расцветала новыми красками, де Леон.
– Как и любая легенда. И краски всегда не те.
Вампир убрал со лба золотистые кудри и окинул широкие плечи Габриэля взглядом темных глаз.
– Говорят, ты самый грозный мечник из живших на свете.
– Я бы не стал заходить так далеко. – Угодник-среброносец пожал плечами. – Скажем так: будь у меня под рукой что-нибудь острое, показывать мне папаш ты бы не захотел.
Вампир удивленно моргнул.
– Показывать папаш?
Габриэль вскинул правую руку, растопырив пятерню, и накрыл предплечье ладонью левой.
– Старинный оскорбительный жест северян. Подразумевает, что твоя мама делила постель с кем ни попадя, поэтому уже никак определить, кто твой папаша. А оскорбить мою мама – верный способ получить от меня удар острием в рожу.
ebooksa