–
Выглядел дю Лак пристыженным, на это ему достоинства хватило.
– Мне показалось, вы владеете ситуацией…
– В какую сторону они поехали?
– О ком вы?
– В таверне прошлой ночью, ты, напудренный хлыщ, – прорычал я. – Там были невысокая женщина с копной волос. С нею священник, мальчишка… Они правда поехали на север, как собирались?
– Прошу вашего прощения, но…
–
–
Седеющий муж кивнул.
– И мои благословения, шевалье. Ступайте с Богом.
– Лучше бы Он, сука, не лез не в свои дела, толку все равно нет.
Я пошел в конюшни и там прикупил, поторговавшись, седло, припасов и упряжь взамен той, которая пропала вместе с бедолагой Справедливым. Город я, наверное, покидал, потратившись чуточку сильней, чем хотелось бы, но я торопился и не стал ворчать по этому поводу.
Пьющая Пепел, может, была сломана и соображала не совсем ясно, но говорила верно: вампиры живут вечно, если умеют верно разыграть карты. Старожили редко поступают глупо, а уж опрометчиво – совсем никогда. Мне с трудом верилось, что старый вампир Дантон вот так взял и подставился. И если этот мальчишка, Диор, так важен, раз в погоню за ним пустился сын самого Вечного Короля…
Я оседлал Шлюху и во весь опор помчал из города через северные ворота. Хлоя с отрядом получили хорошую фору, так что мне нужно было спешить. Порез, которым меня наградил Дантон, постепенно затягивался, а вот ребра все еще не срослись и болели при каждом вдохе. Темное солнце слабо освещало дорогу впереди; осенний день выдался таким же блеклым, как и зимний закат.
Прежде здесь был пшеничный край, и всюду волновались золотые колосья. Нынче же немногие оставшиеся на плаву фермы растили то, что могли: картошку и прочие корнеплоды да целые поля грибов. Грибы росли всюду: светящиеся звероморы коркой покрывали заборы и камни, бледные побеги душильника обволакивали сухие деревья, а плотные заросли огромных поганок лезли на раскисшую дорогу.
Гниль. Она набухала. Распространялась.
Мы ехали на север, а действие санктуса постепенно заканчивалось, ему на смену спешили похмелье вместе с упадком сил и болью от тумаков. Фермы остались позади, и мы со Шлю оказались на открытой дороге. Вдали серебристо поблескивала речка Юмдир, и сквозь мглу на востоке проглядывала чаща мертвых деревьев, холм, увенчанный руинами сторожевой башни. Мы миновали знак, приколоченный к заросшему грибами мертвому вязу.
Тяжесть Пьющей Пепел у пояса грела мне душу, но еще больше согревала мысль о крови, сцеженной из сердца птенца. Ко мне уже кралась на красных и скользких лапах жажда. Близилась ночь, впереди уже шумела Юмдир. Я прищурился, вглядываясь во тьму, и сердце у меня упало…