Перси Джексон и похититель молний

Он не заметил даже, как крылышки, выпроставшись из его туфель, подняли его на фут над полом и мягко опустили обратно.

— И что теперь? — спросила Аннабет. — Спать будем?

Мы с Гроувером, усмехнувшись, переглянулись. Оба достали зеленые пластиковые карточки.

— Пора поиграть, — сказал я.

Не помню, когда я последний раз так веселился. Ведь родился я в относительно бедной семье. Слопать «Королевский бургер» и взять напрокат телевизор — для нас значило жить на широкую ногу. Пятизвездочный отель в Лас-Вегасе? Нет, и думать забудь.

Я спустился по искусственному водопаду, прокатился на сноуборде по искусственному снежному склону и сыграл в фэбээровского снайпера, вооруженного виртуальным лазерным ружьем. Несколько раз я видел Гроувера, переходящего от игры к игре. Ему понравилась «охота наоборот» — там, где олень, выступив из чащи, может пристрелить мужланов-охотников. Я видел, как Аннабет строила собственный город и голографические здания вздымались перед ней на экране дисплея. Я это ни во что не ставлю, но Аннабет нравилось.

Не помню, когда именно до меня впервые дошло: что-то не так.

Возможно, когда я обратил внимание на парня, стоявшего возле меня, пока я разыгрывал из себя снайпера. Думаю, ему исполнилось лет тринадцать, но одет он был чудно. По виду его можно было принять за сына одного из двойников Элвиса. Джинсы колоколом, красная футболка с черным кантом, а волосы завиты и облиты лаком, как у какой-нибудь девицы из Нью-Джерси, отправляющейся на бал бывших выпускников.

Мы оба играли в снайперов, и он сказал:

— Клево, парень. Через две недели игры становятся все интереснее.

Клево?

Позже, когда мы разговорились и я сказал, что все прикольно, он посмотрел на меня, мягко выражаясь, изумленно, как будто впервые услышал такое выражение.

Назвался он Даррином, но, как только я стал задавать ему разные вопросы, он сделал вид, что ему скучно, и снова повернулся к экрану компьютера.

— Эй, Даррин, — окликнул я.

— Чего?

— Какой сейчас год?

— В игре? — нахмурился он.

— Нет, в реальной жизни.

— Тысяча девятьсот семьдесят седьмой, — ответил он после некоторого раздумья.

— Нет, — сказал я, слегка перепугавшись. — На самом деле.