Кремер заявил, что он, безусловно, хочет забрать его с собой, так что я подвинул к себе пишущую машинку, быстро напечатал расписку, которую Кремер и подписал. Я уже спрятал ее в ящик стола, когда Кремер заявил, что в своих показаниях, которые я подпишу, я должен упомянуть о том, что переданный ему фотоаппарат – тот самый, который я использовал на съемках во время пасхального шествия. Я пообещал, что непременно упомяну. Когда я обернулся, то увидел, что Кремер снова пожирает меня глазами.
– Насколько близко ты знаком с Джозефом Херриком? – спросил он.
– Не слишком близко. Знаю, что он вот уже несколько лет служит фоторепортером в «Газетт». Несколько раз я встречал его, вот и все.
– А знаешь ли ты тех двух мужчин с фотоаппаратами? Или женщину?
– Нет. Никого прежде и в глаза не видел. И не знаю, как их зовут.
– Был ли ты знаком с миссис Байноу?
– Нет. Ни разу ее не видел.
– Ты там был не для того, чтобы сфотографировать ее?
– Ее? Нет.
– Тогда что ты там делал?
Я развел руками:
– Фотографировал пасхальный парад. Как и десятки тысяч моих добропорядочных сограждан.
– Но отнюдь не все твои сограждане караулили возле церкви Святого Томаса. Понимаешь, Гудвин, судя по всему, отравленной иголкой выстрелили из механизма, спрятанного в одной из фотокамер, нацеленных на миссис Байноу. Ты наблюдательный. Не заметил ли ты чего-нибудь необычного в каком-нибудь фотоаппарате?
– Нет. Я еще подумаю, но уверен, что ничего необычного не заметил.
– А что-нибудь странное в поведении кого-либо из четверых с фотоаппаратами?
– Нет. Но обещаю еще подумать. Дело в том, что я и сам снимал, поэтому не слишком обращал внимание на остальных.
Кремер недовольно крякнул, затем еще некоторое время смотрел на меня, потом перевел взгляд на Вулфа.
– Все-таки я скажу, – произнес он. – Признаюсь, почему пришел к вам сам, а не вызвал Гудвина с его фотокамерой к нам, в управление. Дело в том, что к жакету миссис Байноу была приколота орхидея. Необычная орхидея, по словам мистера Байноу. Во всем мире есть только одно такое растение, и оно находится в его собственности. И вот, в то время как женщина билась в судорогах на тротуаре, из толпы выскочил какой-то тип, сорвал у нее с груди орхидею и бросился наутек. Фримм схватил его за руку, но парню удалось вывернуться. Иголку в миссис Байноу всадил, конечно, не он – женщина уже умирала, – но суть не в этом. Суть в том, что вы помешаны на орхидеях, а Гудвин околачивался поблизости. Одни лишь орхидеи или присутствие одного лишь Гудвина я готов был бы посчитать совпадением, но орхидеи в придачу к Гудвину – не могу. Вот почему я здесь. Я хочу знать, можете ли вы сообщить мне что-нибудь в связи с этим, и еще хочу задать несколько вопросов.
Вулф поджал губы.
– Возможно ли, – начал он, – что вы намекаете на то, что орхидеями овладел мистер Гудвин?