– Надеюсь, что не погрешу против правды, если осмелюсь утверждать, что оба ключа хранились в сейфе, куда мы убрали их 23-го числа, – вступил в разговор мистер Вавасур. – К несчастью, мой коллега две недели назад – как раз в день отъезда Филиппа – вдруг неожиданно заболел. Собственно говоря, мистер Шоу только-только поправился.
– Жесточайший бронхит – не шутка для человека моего возраста, – уныло признал мистер Шоу. – Боюсь, однако, что за время моего отсутствия мистеру Вавасуру пришлось нелегко... столько важных дел сразу навалилось, а он остался один. И тут в довершение всего еще и это несчастье!
Пуаро задал еще несколько вопросов. Мне показалось, что его целью было разузнать, насколько на самом деле близки между собой дядя и племянник. Ответы мистера Вавасура были краткими и исчерпывающими. Племянник, по его словам, пользовался в банке доверием, и, насколько ему известно, у молодого человека не было ни долгов, ни каких-либо финансовых затруднений. В прошлом ему не раз приходилось выполнять столь же серьезные и ответственные поручения, и он прекрасно справлялся с ними. Наконец мы откланялись.
– Я разочарован, друг мой, – заявил Пуаро, как только мы с ним оказались на улице.
– Надеялись разузнать больше? Вряд ли. С такими старыми ворчунами обычно трудно разговаривать.
– Да нет, суть не в том, что оба они старые зануды,
–
– Да! С таким же успехом все это мог придумать и ребенок.
– Так вы знаете, кто украл облигации?
– Знаю.
– Но тогда... что же мы... почему?!
– Умоляю, не надо спешки и напрасных волнений, дорогой мой Гастингс! В настоящее время я не собираюсь ничего предпринимать.
– Как? Почему? Чего вы ждете?
– Возвращения «Олимпии». Насколько мне известно, в следующий вторник она должна прибыть из Нью-Йорка.
– Но если вам известно, кто украл облигации, для чего ждать столько времени? Вор может скрыться!
– Куда-нибудь на острова южных морей, где его нельзя отдать в руки правосудия? Нет,
– Боже милостивый, Пуаро! Знаете, я бы с радостью отдал все, что имею, лишь бы полюбоваться, как вы хотя бы раз останетесь в дураках. Просто ради того, чтобы немного сбить с вас спесь!
– Ну-ну, не надо так злиться, дорогой Гастингс! По правде говоря, мне порой кажется, что в такие минуты вы готовы перегрызть мне горло. Ах, как это печально! Остается только утешаться тем, что это обычная участь гениев!
Маленький бельгиец горделиво выпятил грудь и испустил столь уморительный вздох, что весь мой гнев тут же улетучился. Я рассмеялся.
Утром во вторник, едва рассвело, мы уже мчались в Ливерпуль в вагоне первого класса. Пуаро был неумолим. Как я его ни просил, он не проронил ни словечка о своих подозрениях. Снизошел только до того, чтобы наигранно удивляться, как это, мол, я сам до всего не додумался. Я счел, что спорить с ним или унижаться – ниже моего достоинства. Пришлось сделать равнодушное лицо, хотя на самом деле я просто разрывался от любопытства.