И вдруг… их пара чуть развернулась, и она увидела, как он входит в зал, и вертит головой, и к нему подплывает староста Аделька, вся такая рыжая в облаке лиловых кружев, и берёт за руку, и тащит к танцующим.
И она, чёрт возьми, права — потому что он великолепен. Волосы уложены, смокинг по фигуре, и тоже белая бабочка, как у де ла Мотта. И эта коза Аделька едва не обнимает его! И тащит в середину, чтобы все видели — какой у неё крутой партнёр в танце!
В общем, дальше уже и Луи был не Луи, и танец не танец, Юма едва должалась финала мелодии. И увидела, как Аделька, вцепившись в локоть Фреда тащит его куда-то из зала наружу. Юма уже было рванула за ними, но её притормозил Луи.
— Ты чего? Что-то случилось?
— А… нет… да… наверное, — Юма пролавировала в толпе стоящих у входа и выбралась-таки, Луи шёл за ней.
А там… коза Аделька что-то делала с белой бабочкой Фреда.
— Ой, как здорово, какая штука, я поправлю, да?
Фред стоял столбом и не шевелился, и смотрел куда-то мимо Адельки, и Юма подошла и оттащила её от Фреда.
— Тебя не учили, что других людей нечего руками трогать почём зря?
— Отчего это почём зря? — пропела Аделька. — Может быть, мне нравится? И ему тоже?
— Я сейчас покажу тебе, что кому нравится, — проговорила Юма сквозь зубы.
33.2
33.2
Адель глянула злобно, а потом попёрла на Юму.
— Иди отсюда, поняла?
— Сама иди отсюда, — Юма понимала, что её в любом случае назначат виноватой, но не могла ничего с собой поделать и замолчать, и больше всего на свете ей сейчас хотелось вцепиться в эти рыжие лохмы и плюнуть в наглые накрашенные чуть ли не до бровей глаза.
— Девушки, спокойно, — пока Фред стоял столбом и едва не с разинутым ртом, Луи попытался разрядить обстановку. — Юма, брось её.
— Проваливай, некромант паршивый, — прошипела Адель. — И ты тоже, убогая, это кем же надо быть, чтобы мать бросила и отправила жить за океан!
Тут уже Юма не сдержалась и со всей дури дала ей пощёчину.
— Не смей на мою мать рот раскрывать, ясно?