Меня проигнорировали, только от Эсы прозвучала какая-то нецензурщина. Милена осталась стоять за спиной, еле переводя дыхание от марафонского забега.
– Убери от меня свою шавку, – процедила Ньёруна, кивая на Эстрид.
Хищный оскал воительницы был пугающе серьезен, кажется, воительница действительно хочет убить супругу отца.
– Эса, опусти оружие и отойди от Ньёруны, – помедлив секунду, девушка выполнила указание, – а ты, убери ножичек, а то порежешься еще, – бросил я самой Ньёруне.
Жена Гостомысла не столь охотно, но все же, опустила кинжал.
– Итак, – я сложил руки на груди, – я хочу знать, почему ты предала моего отца? – обратился я к предательнице.
Судя по тому, что возник конфликт между этими двумя, значит Эса заподозрила Ньёруну в предательстве. Исходя из этого, логично предположить, что та запаниковала и схватилась за оружие.
– Я не предавала никого, – прокричала Ньёруна.
– Ларс, – Эса успокоилась и хладнокровным тоном обратилась ко мне, – позволь мне представить тебе мою тетушку, – выплевывая последнее слово, указала она на супругу Гостомысла, – Ньёруну, племянницу Улофа, моего отца, следовательно, двоюродную сестру Гунульфа, убийцу твоих братьев Сигурда, Торвальда и Гуннара.
Я ошарашено смотрел на Эсу. Как же так? Жена моего отца – сестра того, человека, который убил ее сыновей? Зачем же она открывала ворота убийце своих детей, пусть хоть тысячу раз он будет родственником?
– Ах ты ж тварь, – похрипел я, угрожающе надвигаясь к Ньёруне.
– Ларс, стой, не надо, – Милена потянула меня сзади, чуть остужая мой пыл.
Действительно, что я так завелся? Пусть Гостомысл разбирается со своей женушкой, которую он пригрел на груди. Интересно, а он знает, чья родственница его жена? Не буду же я марать руки убийством женщины, пусть батюшка сам решает проблему предательства. Но мне не ясно во всей этой истории мотив самой Ньёруны.
– Я не трону тебя, – обратился я к гостомысловой супруге, – с условием, что ты расскажешь, зачем и почему открыла ворота Хольмграда врагу.
Я замер в ожидании ответа. Ньёруна возбужденно дышала. Ей не так уж и много лет, на вид лет сорок-пятьдесят. Для этого времени это старость. Но я помню, что отцу столько же, а через тридцать лет, Гостомыслу будет семьдесят с хвостиком. В этой глубокой старости он должен будет призвать Рюрика. Но я уже изменил этот момент. Наверное.
– Ты не смеешь меня и пальцем тронуть, я – княгиня, первая жена Гостомысла, твоего отца, – заявила Ньёруна.
– Конечно, а еще сестра Гунульфа, кровного врага Гостомысла, – заметила Эса.
– Только желание понять твои поступки останавливает меня от того, чтобы схватить тебя и бросить к ногам отца на площади Хольмграда, – сухо проговорил я.
Жена Гостомысла повертела глазами, видимо осознавая поражение. Но когда пришло понимание того, что она действительно в ловушке и ей некуда деться, она гневно начала орать на меня, брызжа слюной.
– Ты, – ткнула она в меня пальцем, – именно ты все испортил. Ты должен был погибнуть вместе со всеми своими братьями. Мои дети были плоть от плоти дети твоего отца. Я для них не существовала. Гостомысл не дал мне воспитывать их и вырастил мужиками.