Обессилив, василиса зарыдала, глядя на дверь. Ее глаза, наполненные слезами, смотрели в мутное от тумана оконце.
– Супостат я, вражина, – шептал филин, уткнувшись в ее волосы и держа руками за талию. – Да, я твой враг… Тебе ягиня говорила… Про навьих княжичей…
Рука княжича поднялась и легла ей на грудь. Зубы василисы стучали, а он шептал в ее мокрую от слез щеку. У нее не было сил не плакать, ни кричать, ни бороться. Закрыв глаза, она уронила слезу в его ладонь.
– Сколько раз я мог убить тебя, коли захотел бы, – шептал задыхающийся голос ей на ухо. – Со мной и опытная василиса на справится… А тут ты…. Но не убил, а берег… Берег, как зеницу ока… Ты для меня, как солнце…. Спишь, а я лишь полюбуюсь… А когда не выдерживаю, то украдкой целую и глажу… Но это когда совсем невмоготу… Кто тебя лечил, когда гуси- лебеди тебя порвали? Думаешь, нашелся добрый человек, который за тобой пошел… Кто дрожащими руками по кускам собирал твое тело белое… Кто раны залечивал смертельные…
Василиса молчала, глотая слезы. Из ее полуоткрытых губ вырывалось жаркое дыхание, а она словно ловила каждое его слово.
– Я знаю, что тебе страшно… – слышала она голос. – Знаю, ягодка моя, знаю…
Рука гладила по волосам.
– И не говорил я тебе, чтобы уберечь… От правды тоже иногда уберегать надо… – княжич говорил шепотом, едва касаясь губами ее мокрой от слез щеки. – И от этой участи я бы тебя уберег… Я на тебя княжий терем променял… Как маленькую увидал, так стал за тобой присматривать… Чтобы кикимора не утащила… Чтобы навьи к тебе не подступили… Ты же помнишь, как подружку твою утащили… А ты спаслась… Так вот, это не твоя травка в детских ручонках… Это я… Вот и сидела, как зайчонок под кустом… А я приказ отдал, тебя не трогать…
– А ее почему не спас? – прошептала василиса, вспоминая, как с подружкой в лес убежали. Давно это было. Так вот, подружку утащили, а она под кустом схоронилась. Травку защитную в руках держала. Всю ночь просидела.
– А мне до нее какое дело? Пусть хоть всех перетаскают… Лишь бы тебя не тронули… – шептал княжич, укладывая ее на лежанку и нависая над ней. Лежанка из сосновых веток почти не кололась. Примятая была. Над ней возвышался красивый мужчина в дорогом одеянии. Темные волосы его растрепались, а глаза горели мертвецким огнем нави.
Пугающие глаза, холодные, нечистые… Но огонь в них все разгорался и разгорался. Ненасытный и жадный.
– Губитель, – зарыдала василиса. – Пусти меня… Скольких ты так загубил, как подругу мою.
– Спроси, скольких еще загублю, – усмехнулся княжич, жадными руками гладя ее лицо. Василиса отвернулась, чувствуя в горле ком слез. – Хочешь, мир загублю… Одну тебя оставлю… Буду любоваться тобой… Ну не плач, сердце мне не рви…
Глава 28. Его
Его пальцы гладили ее щеки. Его дыхание было так близко, что становилось жарко.
– Страшные слова ты говоришь, – помотала головой василиса, уворачиваясь от его губ. – Страшные… Знала я, что с тобой дело нечисто… Чувствовала…
– Если знала, так почему не прогнала? А? – послышался шепот. – Почему со мной ходила? В зеркальце меня высматривала?
– Уйди, умоляю, – всхлипнула василиса, а по ее щеке потекла слеза. Она лежала, глядя в нависающий потолок избушки.
– Я тогда в лесу к тебе во всей красе явиться хотел, – слышала она, как вдруг почувствовала жадные руки, которые сжимают рваный сарафан. – Но ты испугалась. И тогда пришлось филином обернуться…
Василиса не ответила. Она молча плакала, собирая бледными руками старое покрывало.