Сияние славы самурайского сословия

22
18
20
22
24
26
28
30

Противоречиями между феодалами и сёгунатом решил воспользоваться честолюбивый Микадо Го-Дайго, с юных лет мечтавший вернуть Императорскому дому политическую власть. Подобно своим предшественникам в аналогичной ситуации, предприимчивый Божественный Тэнно привлек на свою сторону многих влиятельных феодалов, недовольных сёгунатом, в том числе юго-западного феодала Такаудзи Асикагу и восточного феодала Ёсисаду Нитту. Первые попытки разгромить войска Камакурского сёгуната, предпринятые в 1324 и в 1332 году, окончились неудачей. Однако в начале мая 1333 года Такаудзи Асикаге удалось захватить Императорскую столицу Киото, а Ёсисаде Нитте – сёгунскую столицу Камакуру (в благодарность за победу Нитта принес свой меч в жертву усердно почитаемой им богине Солнца Аматэрасу Омиками, бросив его в морские волны, что, согласитесь, напоминает историю о короле Артура, повелевшем своему последнему верному рыцарю поступить аналогичным образом со своим верным мечом Экскалибуром).

Оказавшись в совершенно безвыходном положении, «сёгун» и сохранившие ему верность восемь сотен «боевых холопов» совершили коллективное самоубийство. Камакурский сёгунат был уничтожен, после чего победители – Асикага и Нитта – не замедлили вступить между собой в борьбу на его обломках. Такаудзи Асикага представлял передовой, экономически развитый западный район, Ёсисада Нитта – отсталый восточный. В то время как на западе Японии, где было много заливных рисовых полей и налаженных водных транспортных путей, развивались ремесла и процветала торговля, на востоке Страны Восходящего Солнца царило запустение, торговля и ремесла еле тлели. Экономически победа Асикаги была предрешена. В 1338 году Нитта потерпел поражение при осаде крепости поддерживавших Асикагу монахов буддийского духовно-военного Ордена Фудзисима и, раненый в лоб вражеской стрелой, пробившей его шлем, покончил с собой весьма необычным для самурая способом. Он не стал вспарывать себе живот, в соответствии с ритуалом «сэппуку» (вероятно, вследствие нехватки времени), а якобы сам отрезал себе голову своим собственнымп мечом, так что на рисовое поле, в котором увяз его конь, сначала скатилась отделенная от тела голова, а затем упало и обезглавленное тело покорителя Камакуры. На первый взгляд история его самоубийства кажется неправдоподобной, но, учитывая горячку боя, фанатичную преданность Ёсисады Нитты самурайскому кодексу чести и остроту самурайского меча…кто знает? «Темна вода во облацех», как выражались в подобных случаях наши далекие предки…

Как бы то ни было, но титул «сёгуна» перешел к представителям «военного дома» Асикага. Его глава, благородный самурай Такаудзи Асикага (1305–1358), однако, не стал восстанавливать разрушенную Камакуру и, вместе со своим новым «бакуфу», переселился в Императорскую столицу Киото. Ему хотелось быть поближе к Божественному Тэнно (а главное, к придворному окружению последнего), в целях осуществления более эффективного контроля. Однако, как вскоре выяснилось, это решение было роковой ошибкой.

Попав в Киото, новые предводители самураев, не искушенные еще в делах управления, сразу же угодили в водоворот интриг Императорского двора. Воины, привыкшие к железной дисциплине и суровой жизни, попав в изобиловавшую соблазнами столицу, погрязли в разврате, роскоши, а главное – безделье. Чтобы сравняться с надменной и кичливой придворной знатью «кугэ», «сёгун» Асикага и влиятельные самураи из его окружения (основавшие так называемый «сёгунат Муромати») стали, подражая «кугэ», строить себе великолепные дворцы в китайском вкусе, окруженные садами, каждый из которых был произведением искусства. Они участвовали в приемах, празднествах и театральных представлениях, содержали дорогостоящих наложниц и… все чаще пренебрегали государственными делами. Последствия не заставили себя долго ждать. Как только военные губернаторы-«сюго», которых «сёгун» прежде держал в строгости, почувствовали, что суровая хватка «бакуфу» ослабевает, они начали хозяйничать у себя в провинциях по своему усмотрению Уже в XV веке многие из местных правителей жили как владетельные князья – «даймё» (что означает, как мы помним, буквально: «великое имя»). Они формировали собственные отряды самураев, во главе которых нападали на своих соседей, видя в каждом врага, пока, наконец, отдельные стычки не переросли в настоящую гражданскую войну, все шире и шире расползавшуюся по стране.

Последующую фазу этой войны «всех против всех» называют «сэнгоку дзидай», то есть буквально: «эпоха воюющих (между собой – В.А.) провинций». Длилась она с 1478 по 1577 год, то есть целое столетие. Это время было ужасным для Страны Восходящего Солнца и для почти всех жителей – кроме представителей сословия «боевых холопов» – уж они-то могли вволю предаваться ратным утехам, получив вдобавок небывалые дотоле возможности «служебного роста» (в течение этого столетия практически каждый «буси» мог сделать совершенно головокружительную и немыслимую ранее военную карьеру, дослужившись от рядового «боевого холопа» до генерала и даже министра, пока этому «безобразию» – с точки зрения родовитых аристократов, разумеется! – не положил конец диктатор Хидэёси Тоётоми, сам выбившийся «в люди» из самых низов)!

В пору всеобщего безумия «боевые холопы», веками воспитываемые в духе верности и преданности господину, стали совершать поступки, совершенно немыслимые для самурая прежде. Все чаще начальники самурайских отрядов восставали против нанявших их владетельных князей-«даймё», которым недавно, в духе лучших самурайских традиций, клялись в верности не на жизнь, а на смерть, убивали их или изгоняли, присваивая себе их владения. Наступила эпоха потрясения устоев прежней жизни, которую историки называют «гэкокудзё» («низшие одолевают высших»). О том, как эта вакханалия измен и кровопролитий сказалась на японском обществе, красноречиво свидетельствуют следующие цифры.

В начале «эпохи воюющих провинций» в Японии насчитывалось приблизительно двести шестьдесят «даймё», причем все они происходили из благородных самурайских родов. К концу эпохи «сэнгоку дзидай» во всей Японии осталось не больше десятка «даймё», именуемых «сэнгоку даймё» (буквально: «князьями воюющих провинций») – мелких, тщеславных провинциальных князьков, нередко являвшихся не потомственными знатными самураями, а людьми сомнительного происхождения, которые в смутное время пробивались наверх собственными силами, не брезгуя поступками, несовместимыми с канонами самурайской чести.

Этот мрачный, тревожный период истории Страны Восходящего Солнца, наполненный бесконечными кровавыми междоусобицами, не мог не наложить столь же мрачного и тревожного отпечатка на все мироощущение и восприятие действительности тогдашними японцами. Мыслители Смутного времени придерживались преимущественно буддийской картины мира и, увидев в становившейся все более мрачной и беспросветной ситуации доказательство правильности концепции о неизбежном ухудшении «качества» времени после достижения Буддой нирваны, много говорили и писали об упадке власти и морали и даже о конце времен, интерпретируемом, прежде всего, как прекращение Императорской династии (ведь Император – «Хозяин Времени»!). Общий пессимистический настрой эпохи смут сказывался на всем – в том числе, даже на восприятии размеров и месторасположения Страны Восходящего Солнца ее не видящими в будущем ничего хорошего сынами. Как известно, буддийская картина мира предполагает, что в центре мира располагается мировая гора Меру (Сумеру), окруженная четырьмя «материками». К этим «материкам», в свою оче6редь, примыкает великое множество более мелких островных стран, уподоблявшихся разбросанным в море просяным зернышкам («дзокусан коку»). Таким образом, Страна Восходящего Солнца противопоставлялась своими тогдашними мыслителями большим, «материковым странам, прежде всего – Индии и Китаю, да и место ей отводилось близ побережья Южного материка, далеко от Мировой горы Меру (или же Сумеру) и исходящей от этой горы благодати.

Восстановление единства державы Ямато

В середине XVI века казалось, что Империя Ямато, сотрясаемая сменявшими друг друга бесконечной чередой гражданскими войнами, сливавшимися фактически в одну непрерывную войну, того и гляди безвозвратно развалится на отдельные, враждебные друг другу государства и лишь чудо сможет предотвратить окончательный распад и вернуть стране долгожданный (для всех, кроме живших войной и раздорами самураев!) мир.

Но свершилось очередное чудо, не меньшее, чем «Камикадзе». «Даймё» провинции Овари (расположенной в центральной части острова Хонсю) Нобунага Ода (1534–1582) совершенно неожиданно стал спасителем страны.

Нобунага родился в 1534 году. Его отец, Нобухидэ Ода, был одним из «даймё» провинции Овари. Нобунага Ода был выдающимся человеком – целеустремленным, прозорливым, лишенным предрассудков, хладнокровным, вероломным и хитрым. Вдобавок он оказался гениальным полководцем. Самым главным врагом клана Ода был «даймё» Ёсимото Имагава. Разгром его войск в битве при Окэгасаме в 1560 году, при деятельном участии молодого Нобунаги, оказался событием, одинаково важным как для семейства Ода, так и для всей Японии. Подобно своему отцу Нобухиде, Нобунага Ода был убежденным сторонником введения в самурайских войсках новых военных технологий, что и продемонстрировал в 1553 году в ходе визита к своему тестю Досану Сайто. В свиту Нобунаги входили, между прочим, тысяча триста пехотницев-«асигару», восемьсот из которых были вооружены длинными копьями, а пятьсот – аркебузами-«тэппо». Досан Сайто не смог сдержать своего восхищения. По горькой иронии судьбы, самый успешный изо всех будущих завоевательных походов Нобунаги Оды был поход 1567 года, направленный против внука Сайто, у которого Нобунага в результате отнял замок Гифу. Совершив целый ряд удачных военных походов против крупных феодалов и сломив мощь влиятельных буддийских монастырей (обладавших многочисленными боевыми отрядами воинов-монахов, наподобие духовно-рыцарских Орденов средневековой Европы, и активно участвовавшие в междоусобных войнах), Нобунага сумел подчинить своей власти центр Страны Восходящего Солнца со столицей Киото. В борьбе с буддийскими монастырями Ода пользовался активной поддержкой католических миссионеров из Ордена иезуитов, проводивших, по поручению папского престола и своего генерала (глава римско-католического клерикального Ордена иезуитов, или, по-латыни, Societas Jesu, то есть «Общества Иисуса», официально именовался и именуется, подобно главам других клерикальных Орденов по сей день «генералом», а неофициально – «черным папой») в описываемый период активную миссионерскую деятельность в Китае и Японии, а заодно снабжавших своего подопечного всем необходимым. Нобунага Ода был не только крещен по обряду римско-католической церкви и не только брал с собой в походы христианских католических священников, громогласно восклицая: «Амен!» («Амен!» – латинский вариант формулы «Аминь!», от древнееврейского: «Да будет так!»), благословляя его на бой с «неверными». Эпизод такого благословения Нобунаги отцами-иезуитами вошел в знаменитый художественный фильм Акиры Куросавы «Кагэмуся» («Тень воина»). Нобунага носил на поле боя западноевропейские рыцарские доспехи и шлем с забралом, присланные ему в дар самим папой римским через короля Португалии. Как церковный, так и светский владыка «латинян» надеялись, с помощью Нобунаги, христианизировать далекую Японию, столь желанную для западных европейцев еще со времен Марко Поло, и тем самым подчинить ее своей власти). Ради этого он были готовы вооружить своего подопечного не известными ранее в Стране Восходящего Солнца, знаниями (особенно в области математики, физики и астрономии), а главное – огнестрельным оружием. Впрочем, вскоре искусные и оказавшиеся уже в те давние времена чрезвычайно восприимчивыми ко всему новому японские мастера-оружейники, взяв за образец западноевропейские аркебузы, наладили производство собственного огнестрельного оружия (об этом будет еще подробнее рассказано далее).

Кстати говоря, не всем известно, что первым японцем, окрещенным по римско-католическому обряду, был находившийся в бегах убийца. В 1546 году тридцатипятилетний самурай Андзиро скрывался от правосудия за убийство человека в драке. Скрываясь в торговом порту Кагосима, Андзиро познакомился с несколькими португальцами, которые сжалились над ним и тайно перевезли в Малакку, тоггдашнюю колонию Португалии. В период своего пребывания за границей Андзиро изучил португальский язык и принял Святое Крещение под именем Паулу ди-Санта-Фе, став первым японским христианином. Он также встретился со священником-миссионером Франциском Ксаверием, отправившимся летом 1549 года с Андзиро в Японию, чтобы основать там христианскую миссию. Но их попытка завершилась неудачей. Пути Андзиро и Ксаверия разошлись. Потерпев неудачу в Японии, иезуит-миссионер решил попытать счастья в Китае. Хотя Франциску Ксаверию и не удалось евангелизировать Японию, он, в конце концов, был причислен католической церковью к лику святых и покровителем христианских миссионеров. Андзиро же умер в полной безвестности и был совершенно забыт. По одной из версий, он даже закончил жизнь морским разбойником. Но это так, к слову…

В 1568 году Нобунага Ода, разместив свою ставку в замке Гифу, в союзе со своим верным вассалом Иэясу Токугавой, следовавшим за ним в арьергарде по дороге Токайдо и прикрывавшим его с тыла, вступил в Киото и отрешил от власти Ёсиаки – последнего «сёгуна» из «военного дома» Асикага (находившегося с тех пор «в бегах») (По другим данным, последнее событие произошло в 1573 году). Взятие Киото Нобунагой Одой явилось важным символическим шагом. Все другие крупные «даймё», вынашивавшие сходные планы, были крайне раздосадованы тем, что связавшийся с христианскими «заморскими чертями», именуемыми по-японски также «намбандзин» («варвары с Юга»), Нобунага их опередил. Главными противниками подобного внутриполитического развития на местах были могущественные семейства Адзаи и Асакура, угрожавшие Нобунаге с севера. В 1570 году Нобунага Ода одержал над этими враждебными вынашиваемой им идеей объединения Японии от моря и до моря кланами победу в сражении при Анегаве. Ожесточенная битва шла весь жаркий летний день в ложе реки Анегавы. Согласно свидетельствам очевидцев, это было сражение в классическом самурайском стиле, с большим количеством единоборств, преимущественно на мечах. Нобунага позаботился о том, чтобы на протяжении трех последующих лет от кланов Асакура и Адзаи не осталось и следа. Овладев их родовыми замками Одани и Итидзё га тани, Ода разместил в них свои собственные гарнизоны.

Однако оставалась еще не устраненной угроза в лице популярной буддийской секты «дзёдо-синсю», с армиями которой – «Икко-икки», Нобунаге пришлось воевать на протяжении долгих двенадцати лет. Воинственные буддисты оказались гораздо более серьезным препятствием на пути к осуществлению далеко идущих планов Нобунаги, чем кто-либо из соперничавших с ним «даймё». В определенный момент эти буддийские армии, состоявшие не только из воинов-монахов, но и из восставших крестьян, превратились в самостоятельную силу на японской политической арене. В провинции Кага они даже изгнали тамошнего «даймё» из его родовых владений, учредив там своеобразное «государство в государстве» под контролем многочисленных мелких землевладельцев и крестьян, объединенных фанатичной верой в правоту вероучения своей секты.

Война с «Икко-икки» из района Осаки стала причиной самой продолжительной осады в японской истории. В ходе этой кампании Нобунага Ода был вынужден несколько раз осаждать храм-крепость Исияма Хонъяндзи. Главной целью его продолжительного и кровопролитныого похода был был захват этого мощного замкового комплекса, построенного по последнему слову тогдашней фортификационной архитектуры в море камышей и рек. Подкрепления и провиант для осажденного крепостного гарнизона приходилось подвозить по воде, воспользовавшись щедрой и активной помощью самурайского клана Мори, под обстрелом многочисленных аркебузиров осажденных (в войсках «Икко-икки» имелось большое количество огнестрельного оружия – восприимичивые ко всему новому талантливые японские оружейники к этому времени уже наловчились производить «тэппо» и поставили производство местных копий заморских «огненных трубок» на поток).

Кроме неукротимых фанатиков «Икко-икки», Нобунаге угрожала еще одна армия, одержимая столь же неистовым религиозным пылом – буддийская секта, члены которой – воины-монахи, не признававшие законность киотских властей, издавна обитали на священной горе Хэйдзян – центре тэндай-буддизма. Теперь они объединились с «Икко-икки» и выступили против Нобунаги Оды. Когда последний в 1570 году вторгся в провинцию Этидзэн и проходил мимо подножия священной горы Хэйдзян, то сразу сообразил, что засевшие на горе монахи-воины угрожают его коммуникациям севернее Киото. В 1571 году Ода окружил гору многочисленным войском. «Боевые холопы» Нобунаги, постепенно восходя по горным тропам к вершине, уничтожали на своем пути все живое, включая безоружных буддийских священнослужителей и гражданских лиц, невзирая на пол и возраст. Кровавая расправа с правыми и виноватыми явилась грозным предупреждением всем, кто осмелился бы встать у него на пути. Штурм горы Хэйдзян был, возможно, единственной военной операцией Нобунаги Оды, в ходе которой некоторые его подчиненные – вплоть до генералов-«тайсё» – отказывались выполнять отданные им приказы – и не были за это наказаны…

Как бы то ни было, не без помощи подобных наглядных примеров присущей ему крайней беспощадности, Нобунага становился раз от разу все сильнее. В 1575 году он одержал свою самую знаменитую победу при осаде замка Нагасино. Нагасино, пограничный замок клана Ода, подвергся нападению воинственного князя Кацуёри Такэды. Нобунага поспешил на помощь своему осажденному войсками Такэды в крепости гарнизону. Его укрепленные оборонительные линии располагались на расстоянии нескольких ри (японский эквивалент китайской единицы измерения расстояния «ли», равный примерно паятистам метрам) от осажденной крепости. «Воинский дом» Такэда был известен своей многочисленной тяжеловооруженной конницей и пристрастием к применению огнестрельного оружия. Но на этот раз он столкнулся с противником, вооруженным тремя тысячами аркебуз-«тэппо» (к тому времени войско Нобунаги насчитывало в своем составе целый десятитысячный корпус аркебузиров во главе с командующим в чине генерала, именовавшимся «тэппо-тайсё»). Аркебузиры Нобунаги Оды были настолько дисциплинированными, что, хладнокровно подпустив поближе неприятельскую тяжелую кавалерию, почти в упор вели по ней огонь организованными залпами (по принципу «поточного огня»), выкашивавшими ряды снова и снова атаковавших их позиции конных «боевых холопов» Кацуёри Такэды. Сила нападающих была подорвана, и в последовавшей вслед за расстрелом кавалерии Такэды рукопашной схватке «буси» Нобунаги Оды одержали полную победу над войском Такэды (потерявшим более почти семьдесят процентов своего личного состава).

В 1576 году Нобунага построил сильно укрепленный замок Адзути, в который перенес свою ставку. В призамковом городе по его повелению были построены римско-католическая церковь и семинария для обучения христианских священников из числа японцев. В Адзути Нобунага находился на достаточном удалении от Киото, чтобы чувствовать себя в безопасности от всякого рода неприятных неожиданностей, но в то же время достаточно близко от столицы, чтобы сразу же вмешаться, в случае нежелательного для него изменения ситуации, и взять ее под контроль. В 1578 году войско Нобунаги Оды, при поддержке войск клана Мори, приняло участие в целой серии ожесточенных боев (как на суше, так и на воде) с отрядами буддийских фанатиков «Икко-икки» при Кидзугавагути, в 1579 году совершило несколько походов против «Икко-икки» в районе Осаки, а в 1580 году – против непокорных ему провинций Исе и Ига.

В состав войск Нобунаги Оды входили два отборных конных самурайских подразделения – «Красные дьяволы» (облаченные в кроваво-красные доспехи и шлемы, с красными опознавательными флагами за спиной), в составе которых начинал свою военную карьеру знаменитый впоследствии «тайсё» Маэда Тосииэ, и «Черные дьяволы» (облаченные, соответственно, в черные доспехи и шлемы, каждый из которых имел за спиной пару своеобразных «крыльев» с позолоченными «перьями»; они напоминали крылья за спинами тогдашних кавалеристов армии турок-османов, польско-литовских гусар и конных телохранителей-«жильцов» Великих Государей Московских). В рядах «Черных дьяволов» Нобунаги Оды начинал свою карьеру прославленный «тайсё» Наримаса Саса.