— Гадай, не гадай, — прервал затянувшееся молчание дед Михей, — всё одно. Надо идти. Уже светает.
Завтрак также прошёл в полной тишине. Женщины собрали вокруг себя детей, мужчины, в свою очередь, обступили их, не спуская глаз.
Я думала, что болото показало нам всё, на что способно. Но как выяснилось, сильно ошибалась. Сколько-нибудь приемлемая тропа закончилась. Мы брели по пояс в холодной, грязной воде. Детей мужики подняли на плечи. Вокруг нестерпимо воняло, мириады мошек осаждали наши открытые лица. Зря я жаловалась на отсутствие живности. Через пару часов щёки и носы распухли от укусов болотного гнуса. Глаза превратились в щёлки, мы обмотались каким-то тряпьём, найденном в одном из рюкзаков. Но помогало плохо. Мама раздала всем антигистаминные препараты. К обеду ситуация не улучшилась. Мучимые голодом, мы всё брели по нескончаемой пустоши. Дети плакали от страха. Фёдор, как всегда, ворчал, что надо было оставить их в деревне. А мы, стиснув зубы, шли и шли. Подгоняемые страхом. Солнце начало свой путь к горизонту.
Позади послышался всплеск, мы обернулись и увидели, что Мария ушла с головой под воду. Дядя Лёша был ближе всех к ней, он нащупал её в трясине и за шкирку поднял на ноги. Женщина отплёвывалась, стирая грязь с лица.
— Я больше не могу, — слёзы смешивались с текущей с волос водой, — когда ж это кончится?
— Надо потерпеть, — подбадривал её дядя Лёша, — всем тяжело.
— Нечего задерживать нас, — злобно оскалился Фёдор, — отстала, сама пусть догоняет.
Мария испуганно взглянула на него, отёрла лицо от грязи и зашагала дальше.
Свинцовые тучи сливались с полосой грязной болотной воды, и не понять, где заканчивается небо и начинается топь. Кажется, мир потерял все до единой краски, став серым и мрачным. Полусгнившие мёртвые деревья, облезшие кустарники, вот и всё, что хоть немного добавляло разнообразия картине.
— Скоро закат, с тревогой вглядывался в серую хмарь над нами отец.
— Прибавьте шагу, — толкнул его плечом Фёдор.
— Урюм, — окрикнул его дядя Лёша, — не уймёшься, сам тебя угомоню.
Тот продолжил идти, будто ничего и не слышал.
— Ещё немного, — сказал дед Михей, — глядите-ка. Кажись, земля!
Чуть правее от нас завиднелись невысокие сопки в жухлой траве.
Мы сменили маршрут, зашагав в ту сторону. Через полчаса вылезли из болота, мокрые, продрогшие до костей, уставшие и грязные. Все повалились на землю, не в силах сделать больше ни единого шага.
— Клянусь, выберемся, никогда на природу ездить не буду. Даже на дачу, — выдохнул Гриша, — только квартира. Бетон кругом, родимый.
— Не время пока отдыхать, — отец, как смог, выжал свою одежду, — вечереет, дров ещё надо набрать.
Я подняла голову, оглядев безрадостный пейзаж. Где ж их взять ещё, тех дров? Со стоном повалилась назад.
— Там дальше по сопкам, дерево стоит сухое. Надо его срубить, — указывал куда-то пальцем Трофим.