Орган геноцида

Удивление в том, что в Америке, Европе, Сингапуре, Японии и других развитых странах в последнее время надо еще умудриться потеряться – это своего рода роскошь. По-хорошему, нельзя ни купить ничего, ни на транспорте проехать, пока не докажешь, что ты – это ты. Чтобы по-настоящему скрыться от людей, надо или погибнуть где-нибудь вдали от человеческих глаз, или попасть в заключение, подобно Каспару Хаузеру.

Дональд услышал про Прагу от друга из Государственного департамента, который принимал участие в антитеррористическом заседании НАТО, а тот – от коллеги из Нидерландов, а тот – от знакомого француза из Генерального директората внешней безопасности Франции, который передал, что такая тенденция выявлена якобы в результате расследования случаев пропажи шпионов, информаторов, объектов слежки и преследования. В общем, вилами по воде писано.

Слухи о догадках в нашем деле – явление довольно частое. Толки обретают собственную жизнь, и городские легенды, не имеющие под собой ни грамма достоверности, передаются между людьми под видом правды. О том, что в канализации Нью-Йорка якобы обитает крокодил, что у американского правительства для контроля над гражданами заготовлены специальные черные вертолеты, что власти состоят в тайном сговоре с пришельцами и прочие небылицы. Весь вопрос в том, что в океан небылиц примешивают правду. Вспомнить хоть пример «Ирангейта»: теории заговора иногда все-таки подтверждаются.

Итак, бродит слух, что в Праге исчезают люди. Проще всего, конечно же, от него отмахнуться. Однако факт: Джон Пол пропал.

Более того. Уже во второй раз: первый – несколько лет назад, когда он вдруг исчез со всех радаров.

Проверки, проверки, проверки.

Пока мы следили за перемещениями Люции Шкроуп, я раз за разом удостоверял собственную личность. Когда заходил в метро, трамваи, торговые центры.

После одиннадцатого сентября началась всемирная борьба с терроризмом. Президент выдал АНБ разрешение следить за гражданами, на улицы вывели военных. Остальные страны не отставали, однако всех террористов все равно не выловили. Борьба продолжалась несколько лет, а потом самодельная ядерная боеголовка в руках исламских фундаменталистов смела с лица земли Сараево.

Такой привилегии не удостоились даже Хиросима с Нагасаки. На месте Сараево осталась здоровенная воронка и земля, от которой фонило смертельным проклятием.

Проверки, которые я проходил, – результат той трагедии. Каждые несколько минут мы отмечаемся о своем существовании, а взамен получаем безопасность. Правительство следит за народом. Вторгается в личное пространство. Кто-то кричит о попрании свободы, но большинство простых людей, и я в том числе, с каждой проверкой чувствует, что мы еще на шажок ближе к спокойному благоденствию.

Это, конечно, заблуждение. Проверки показывают только, где находится и куда переместился индивид. Но большинство людей по этому поводу не ворчат, а покорно блуждают в лесу бесконечных проверок. Как будто в результате мы все же достигнем бесконечно безопасного пространства.

На площади все так же высыпают демонстранты, требующие свободы, но остальные смотрят на них с неодобрением. Люция Шкроуп бросила на табличку нанодисплея всего один взгляд, даже не замедлила шага. Я не понял, что она думает по поводу свободы.

По работе мне довелось побывать во многих странах.

Видел, как оппозиционеров давят старой доброй веревкой. Просвещенные страны подписывали Женевскую конвенцию, поэтому военнопленных не имеют права казнить. А вот там, куда не дотягивается рука закона, спокойно рыщет длань смерти.

А где-то дети идут в солдаты, чтобы заполучить идентификационный чип в плечо. В таких местах, конечно, не действуют законы. В теории это значит, что все разрешено. Правительство свергнуто, и, как завещал Гоббс, никакая власть не сдерживает хаос.

Вот на этих-то свободных землях в реальности мальчишки или гибнут, или их забирают в войска. Там, где по-настоящему свободно, не остается свободы жить.

Люди жертвуют одной частью свобод, чтобы взамен получить другие. Мы продали часть персональных данных, зато теперь нас не подрывают ядерными снарядами, в небоскребы не врезаются самолеты, а пассажиров в метро не травят всякой дрянью.

Свобода – вопрос баланса. Не бывает чистой, абсолютной свободы.

Наверное, в этом плане она похожа на любовь. Любви как таковой тоже не существует: только в рамках межчеловеческих отношений.

В тот день Люция Шкроуп, как и мы, принесла в жертву часть персональных данных и обрела свободный выбор закупиться в магазинах. В основном продуктами и одеждой. За ней по очереди следили Уильямс и паренек из ЦРУ, а я издалека ее разглядывал.