Аконит

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прошу сюда! — восклицает секретарша, открывая двери и вталкивая внутрь…

Внутрь операционной. Наслоение — я уже лежу на столе, связанная, зафиксированная, чтобы не дай бог шевельнулась! Такую операцию, разумеется — к сожалению, проводят без наркоза. Печальным голосом заявляется ассистентка хирурга. И добавляет, что он скоро будет здесь.

Почему не удивлена, что это Кай?

Вся комната — красно-чёрная. Красные стены, чёрный пол. Красная форма врачей, чёрное покрывало на мне. Красный потолок, чёрная жижа стекает из вентиляции, капает невидимыми из-за обилия чёрного цвета каплями на пол. Капает на лицо, грудь, живот, попадает в рот и чувствую — это кровь. Чёрная, как смоль, солёная как море, кровь.

Грянула музыка. Пронзительно-торжественное, вызывающе-злое, под такую мелодию следует убивать. Или устраивать кровавые свадьбы.

— Я позабочусь о тебе, Елена, — шепчет на ухо Кай, а ассистент стирает тампоном кровь с лица, обеззараживая для будущей операции. — Ты будешь такой же красивой, как и я!

Его лицо, скрытое маской, удлиняется и я вижу, что на руках с зажатым скальпелем, появляется шерсть. Пытаюсь закричать, но рот сам по себе стягивается толстыми стяжками, отчего раздаются лишь стоны боли, тихие, невыразительные. Вновь слышится рычание и я вижу повсюду волчьи морды. Все присутствующие здесь — волки. Они скалятся и веселятся. Начинается операция.

Если бы могла — кричала бы от боли, срывая стяжки, выдирая нитки, но нет возможности даже вздохнуть. Задыхаюсь, а Кай с бешеным взглядом вскрывает лицо скальпелем, приговаривая:

— Скоро ты станешь такой красивой!

И в тот момент, когда кажется, что схожу с ума, всё заканчивается.

Просыпаюсь в белоснежной палате, заставленной чёрными вазами, забитыми фиолетовыми насыщенными цветами, разносящими по комнате острый отравляющий аромат. Не узнать это растение невозможно — это вновь аконит, мой спутник, мой любимый яд.

Я скрыта серой простынёй, только правая рука наружу — на сгибе локтя под кожей игла, закреплённая лейкопластырем. Слышится пиликанье аппарата, фиксирующего жизненные показатели, кроме этого звука, ничто не разбивает холодной, ледяной тишины. Не слышен шум города за окнами, не доносится ни голоска за дверьми комнаты. Абсолютная тишина и прерывистое дыхание, глухое из-за бинтов, скрывающих лицо. Сердце спокойно, я сонная, поэтому не сразу вспоминаю, что произошло. Какой странный сон приснился. Я попала в аварию? Поэтому так трудно двигаться?

Удаётся вырвать из руки иголку, шатаясь, выбраться из постели и дойти до зеркала. Так и есть — вся голова забинтована, остались лишь щели для глаз. Разматывая бинты, начинаю срывать их с себя и вместе с тем кричать. Мой крик доходит до ультразвука и зеркало разбивается на крупные осколки — в каждом из которых моё отражение — волчья морда.

***

Вскакиваю с криком, сжимая горло, задыхаясь, не сразу понимая, что только теперь по-настоящему проснулась. Лико, сидящий за ноутбуком, смотрит встревоженно, а затем подскакивает и в два шага оказывается рядом.

— Елена?

— Боже! — выдохнула, пытаясь отдышаться. — Это просто дурной сон. Всего лишь сон!

— Уверена? Ты так кричала…

— Обычный кошмар, ничего большего, — отвечаю резко, отползая в сторону и отрицательно замахав руками.

Не знаю, о чём думал Арман, заказывая этот номер и эту гостиницу. Одна кровать: неловкость и смущение размером с трёхлитровую банку. Крошечный диван выручил, но напряжение как искры, чиркни спичкой, вспыхнет пламя. А каким оно будет — никто из нас двоих не знает. Вот и отстраняюсь, не желая даже случайно коснуться. Это какое-то бесконечное хождение по ленте Мёбиуса — сближаемся и отдаляемся, а конца не видно.