— Мне тридцать один.
Вера округлила глаза и тут же поняла, что это неприлично выглядит, попыталась справиться с лицом и спросила:
— А ему?
— А ему двадцать один, — всё ещё насмешливо сказал министр, Вера попыталась выкрутиться и буркнула:
— Я думала, он младше.
«Дзынь.»
Она опять дёрнулась и уставилась на перевернувшиеся часы, в голове созрела догадка и она поражённо приоткрыла рот:
— Это детектор лжи?! — Министр молчал, насмешливым взглядом изучая охреневшее лицо Веры. — Вы меня всё это время проверяли?
— Заметьте, — поднял указательный палец министр, — он реагирует на любое слово, сказанное в радиусе слышимости, вне зависимости от того, кто говорит. Так что я тоже вам ни разу не соврал.
— Да, — с сарказмом закатила глаза она, — вы мастерски недоговаривали!
— Вы странный человек. — Министр задумчиво смерил её взглядом, чуть усмехнулся, — мы уже столько времени работаем здесь и часы молчали, я успел забыть о них. Вы могли бы приписать себе благородное происхождение, добавить значимости образованием или опытом, приукрасить свои приключения в лагере старого Тонга, но вы ничего этого не сделали. Зато соврали о том, что плохо поёте. Почему?
«Потому что привыкла так говорить.
Потому что мой парень много лет пытается научиться петь и у него нихрена не получается, а я никогда не училась, и вот так вот запросто беру и пою. Я привыкла скрывать то, что умею петь, ради него.»
— Это такой сложный вопрос? — прищурился министр.
— Ну, — Вера покачала ладонью, — это личный вопрос. Я привыкла не петь и говорить всем, что не пою.
— Почему? — ещё больше заинтересовался министр, Вера замялась:
— Я никогда не училась вокалу и стесняюсь петь при людях.
«Дзынь.»
Министр усмехнулся, Вера поморщилась и угрюмо сложила руки на груди, хмуро буркнув:
— Вы мне, помнится, были должны вопрос. Так вот это — он, тема закрыта.