Она в последний раз посмотрелась в зеркало, поправила волосы и вышла на кухню, осторожно посмотрела на министра Шена и тут же отвела глаза, пошла к холодильнику. Он сидел за столом, мрачно глядя в бумаги, но как ей показалось, не читал, а просто прятал взгляд, как и она.
"Он всё слышал…"
Вероника стала доставать еду, поставила греть и осталась стоять у плиты, просто чтобы не садиться за стол. Почувствовала спиной медленный изучающий взгляд, голос министра был тихим и насмешливым:
— Замёрзли?
Она натянуто улыбнулась и промолчала, понимая, что не сможет сказать "да" — "часы истины" её выдадут. Ей было жарко. Всё тело горело жаром, она боялась представить, насколько она сейчас красная.
Министр тихо рассмеялся и зашелестел страницами, потом попытался изобразить серьёзность, но улыбку в голосе скрыть не удалось:
— А что вы хотели сказать по поводу украшений, перед тем, как Двейн вас перебил?
— Не важно, — смущённо отмахнулась Вера, — я передумала. Если вы считаете, что это необходимо, я буду их носить… и буду делать всё, что нужно. И не буду то, что нельзя.
Он чуть удивлённо хмыкнул, вздохнул и тихо сказал:
— Правильно. — Веронику насторожил его голос, она обернулась, пытаясь понять, послышалось ей или нет сожаление и разочарование в его голосе, но его лицо было непроницаемым, а глаза мрачно смотрели в лист. Он невесело усмехнулся и повторил: — Правильно. — Медленно глубоко вдохнул и выпрямился, разминая плечи, как будто сидел так уже много часов, собрал бумаги и убрал в сторону, откинулся на стену, беззаботно улыбнулся: — Вы говорили, у вас много вопросов?
— Да, — схватилась за тему Вера.
— Задавайте, — щедро кивнул он.
— Кто такая Старая Лама и почему её все знают?
— Хороший вопрос, — чуть улыбнулся министр. — Она известна на весь Оденс, как самая ярая ненавистница цыньянцев и противница смешанных браков.
— У неё есть причина?
— О, да, — он улыбнулся ещё беззаботнее, Вера тоже улыбнулась.
«Не верю.
Но сделаю вид, что верю. Мы справимся.»
— Старая Лама была хозяйкой таверны недалеко от рынка. Они с мужем управляли делами вдвоём, у них было двое детей и дела шли неплохо. Когда им перестало хватать рабочих рук, её муж поехал в Четыре Провинции за работниками. После отмены рабства там образовался целый класс людей без конкретного места в жизни, они бродяжничали, прятались от полиции, становились лёгкой добычей для вербовщиков на всякие незкооплачиваемые и тяжелые работы, потому что не были знакомы с законами и не могли толком распорядиться своей свободой. Местные чиновники придумали что-то вроде невольничьего рынка, где собирали рабов, опрашивали, составляли для каждого специальный документ с его навыками и пожеланиями, а потом помогали работодателям и работникам найти друг друга. Этот рынок до сих пор действует, в Четырёх Провинциях толпы желающих уехать работать в Оденс, но сейчас там требования повыше, с обеих сторон. А тогда бывшие рабы готовы были работать чуть ли не за еду и крышу над головой, их брали слугами в богатые дома и работниками на заводы и фермы, предоставляли жильё, это было гораздо выгоднее, чем платить карнцам. Большая часть рабов, естественно, увозилась в столицу. Муж Старой Ламы нанял себе помощниками на кухню небольшую семью — женщину с тремя детьми. Они подписали контракт и поехали в Оденс. Дорога занимает около двух недель.
Он замолчал, Вера обернулась, успела заметить странное насмешливо-грустное выражение его лица, но он тут же улыбнулся, иронично приподнял брови: