— Че, сильно злая?
— А ты не видишь?
— М-да… Не, когда надо, она прямо кошечка. С дедом волшебным, например. И с королем. А Рональд ее как обхаживал, в глазки заглядывал, ты видел? И коцаный Чен косяки кидал, непалевно, зато весь вечер. И Нагорный клинья подбивал по-страшному, аж слюни текли. И аль-Патель. У него рубинчиков-то побольше будет, чем у тебя.
— Иди в пень.
— Да ладно, я шучу. Хотя, технически, действительно больше. Против цифр не попрешь. По разведанным месторождениям…
— Заткнись.
— Да расслабься, че ты? Повыделывается и успокоится. Бабы, они же… Ну, ты знаешь. Бабы.
,— Ричи, иди работай.
— Я этим и занимаюсь, мне нужна ее подпись.
— Давай. — Зашелестели бумаги, заскрипело перо, грохнула печать. — На.
— Отлично. Все, я убежал работать, если что, лови в офисе. Не грусти, съешь печеньку. Бабы — дело временное, а золотишко — это навсегда, оно никогда не дешевеет. Думай о процентах, это всегда успокаивает.
— Иди.
— Ушел-ушел.
Хлопнула дверь, тихо поскрипела мебель, опять зашелестели бумаги. Вера тихо вернулась на кровать, легла и укрылась, постаравшись лечь поестественнее, как будто она до сих пор спит, закрыла глаза.
Перед глазами появился тот день, когда они "спасали урожай", как лихо господин министр ставил на письма чужие подписи и шлепал чужие печати, в том числе, королевскую.
«Тебе казалось, у тебя есть деньги, Вера? Ха.
У них в стране не только трудового законодательства нет, у них вообще никакого нет, по крайней мере, для господина министра. А ты здесь никто. Беги, Вера, беги.
Хотя, не факт, что в другом месте не будет того же самого.»
Ей показалось, что прошло минуты две, но услышав стук в дверь, она поняла, что опять уснула. Дверь открылась, заглянул министр:
— Вера, подъем!