(Не)реальный

Макс является домой с цветами — по-прежнему не с розами, по-прежнему с тюльпанами, душистыми, нежными и свежими. Розы не в чести ни у Макса, ни у Аленки.

— Ну не нужно было, — Ворчит Аленка в который раз, утыкаясь носом в тугие лепестки.

— Женщина, не мешай мне пускать на ветер мои деньги, — смеется Макс и обнимает её. Крепко обнимает. А потом подхватывает на руки, заставляя Аленку взвизгнуть от неожиданности, а Вики и Ника радостно взвыть. Они любят, когда папа творит всякую ерунду. А папа и рад. Он неизлечим.

В него до сих пор было невозможно поверить. Аленка все ждала подвоха, ждала, когда вылезет что-нибудь та-а-акое, но нет, не вылезало, и как ни щипала Аленка себя за запястье, Макс никуда не исчезал. Он у неё по-прежнему был.

Есть ужин, приготовленный поваром.

Есть печенье, испеченное Аленкой. Шоколадное.

Есть три пары обнимательных маленьких рук, и одна пара — взрослых. В общем, одному папе одного упоротого семейства всегда есть чем заняться.

— Пап, Соня просит с ней погулять в выходные, — в ходе того, как близняшки истязают ужин, вместо того, чтобы его есть, сообщает Лиза.

— Ну, если с утра в воскресенье, — задумчиво протянул Макс. — В субботу у нас семейный пикник, и отказов я не приму, учтите.

— Да без проблем, — героично заявляет Лизка и бодро хомячит ужин. Она явно намерена пережить не только семейную вылазку, но встречу с Соней.

Соня появилась год назад, Аленка тогда, кстати, встревожилась, но в конечном итоге оказалось, что зря. Соня хотела видеться с дочерью, больше её ничего не волновало, да и она сама никого особо не волновала. Особенно Макса.

Лизка ходила на эти встречи, ей вроде нравилось. Но Соня — это Соня, а мама — это Аленка.

Аленка даже себя ругала за то, что мысленно произносила эту фразу. За то, что радовалась собственной значимости для Лизки. Ну… Соня вернулась. Хотя бы. Лизка стала на капельку спокойнее.

В семейных ужинах заключалась уютная магия. Все хорошо. Вся семья дома, Макс рядом, можно в любой момент уткнуться в его плечо. Конечно, близняшки, не унимаясь, трындят, но в кого им быть тихими, когда и папа, и мама те ещё словоблуды?

Все самое долгожданное начинается, разумеется, когда три пятых семейства Ольховских мирно спят. Когда Аленка тысячу раз  обняла каждого из трех своих маленьких лягушат. Двенадцатилетние лягушки-мутанты тоже идут за маленьких, кстати, хоть они и требуют, чтобы к ним как к взрослым относились.

Именно тогда, когда весь мир затихает, когда точно никто не помешает, — тогда защелкивается замок в спальне, а в шею Аленки утыкаются горячие губы.

— Ну, что, вытерпела? — шепчет Макс.

— Да, мастер.

— Сейчас проверим...

Обвязка под рубашкой трется о кожу груди, заставляя покрываться мурашками. Обвязка на бедрах под джинсами. По два витка,чтобы задевать самую горячую зону.