Самолёт для валькирии

— Где-где… В Екатеринославле. Наши ребятки из группы «Камикадзе». Ведь он же был в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса».

— Ты с ним уже встречался?

— Да. Встреча была организована.

— И какой он?

— Да какой?… Мужик как мужик. Спокойный. Рассудительный.

— Гм… А как тогда он вообще сподобился дойти до жизни такой, что стал бомбистом? Ведь как я помню по истории он, когда кидал ту бомбу, не рассчитывал вообще в живых остаться.

Иван Каляев

— Да довели мужика! Ты прикинь: он в питерском университете отстаивал самую элементарную справедливость. Собственно политикой среди студентов почти и не занимался. В социалистической агитации и пропаганде Охранкой в то время замечен не был. А его берут и вышвыривают с универа, да ещё раз за разом, отвергают все прошения наверх, вернуть его на обучения в университет. Ему все перспективы в жизни похерили. Вот и озверел. Сначала перешёл к эсерам, которые как раз и занимались, по его мнению, «делом». А после вот…

— А сейчас он пока в этих, которые с Лениным?

— Сейчас он с Александром.

— Ага. Значит я его скоро увижу.

— Конечно. В группе уже. И тебе же будет «счастье» заняться его «социализацией».

Григорий оценил многозначность фразы выданной братцем и заржал. Однако дождавшись когда Григорий отсмеётся, добавил уже мрачным тоном.

— Но… Что всё равно меня сильно смущает — вся эта возня вокруг нас, да ещё на таком высоком уровне.

— Ну… Да. Тут уже скоро весь Двор сбежится делить шкурку не убитого британского медведя.

— Ото-ж! Тут ещё «Лукавого» не хватает. «До кучи».

— А причём тут Сатана? — не понял Василий.

— Ха! Темнота, ты, братец! Это не Сатана. Это похуже. — многозначительно заметил Григорий и воздев перст к потолку торжественно, но не без издевательских интонаций, закончил. — Сам Великий Князь Николай Николаевич (младший). Дядя Николая Второго. Его так в армии прозвали.

— А за что его так? — удивился брат.

— Да есть за что… — покривил губы Григорий и процитировал мемуары, которые когда-то читал. — «за чрезмерное честолюбие, жажду власти», «ограниченность духовных качеств, злой и высокомерный характер», за то, что «предпочитал работу за кулисами и становился, таким образом, безответственным перед общественным мнением». Его так прозвала вся кавалерия от солдата до генерала, заимствовав это прозвище из слов молитвы «Избави нас от лукавого».

И тут их беседу прервал звон колокольчика на входе.