Кость в горле. Первая невеста

У меня есть знания прошлой жизни, современного мира. У Феликса есть дар, позволяющий ему читать эмоции, а также владение языком Аракии.

— Что ты предлагаешь? — спросил он, вновь смешав наши дыхания. Феликс не отрывал от меня серьезного взгляда, и я чувствовала смесь смущения и волнения, которая была так не присуща мне.

— Нам нужно найти способ деактивировать ошейники и сбежать. Я понимаю, что после моего побега с принцем Ланселем они наверняка усилили охрану, но я не думаю, что они сами понимают, с чем именно имеют дело.

— О чем ты?

— Перед тем как сбежать… я нашла дневник на валледском. Я не знаю, кому он принадлежал, но почти все, что здесь происходит, — результат выводов из этого дневника. То, что было там описано, не укладывается в рамки разумного, это технология, а не магия. Я не думаю, что кочевники сами додумались до этого. Кто-то управляет ими, кто-то, у кого есть огромные ресурсы, а также знания для того, чтобы интерпретировать данные дневника в практические решения. Возможно, в это вовлечено чье-то правительство.

Конечно, в последнее время на Земле частные исследования оказывались даже успешнее тех, что финансировались государством, но я не наблюдала подобных примеров в этом мире.

— Но кто? Элорану это не выгодно, империя не могла украсть собственного наследника. Союз Илирии?

Я покачала головой, совсем незаметно.

— Я думаю, это другое государство. Сила, о которой мы не знаем.

— Хватит шептаться, замучали! И так есть хочется, ещё и вы никак не замолчите. Дамиан, коротышке вроде не пять лет, может она уже слишком взрослая для сказок? - послышалось из-за стены.

Феликс, услышав это, усмехнулся, а после положил руку на мои глаза, закрывая мне возможность видеть, и как бы говоря: спать. Я почувствовала себя совсем неловко, настолько близко к нему, он меня видел, а я его нет. Он не убирал руку, и я не сопротивлялась. Усталость вскоре взяла своё, и я уснула, почувствовав, как вокруг меня сжимаются сильные руки, как мою голову прижимают к широкой груди.

6.3

На утреннем построении нас, как и ожидалось, объявили лучшей командой, и теперь мы назывались командой Дамиана. Ребята были в восторге: на три дня мы переводились в "верхние" казармы и на лёгкую работу, нам даже давалось дополнительное время помыться. Люди вокруг смотрели с завистью, никто из них не радовался за нас, они хотели быть на нашем месте и побить наш результат. Тяжелее всего было смотреть на "худшие" команды: эти люди отправлялись разбирать форсадит уже не в первый раз, у большинства из них были заметные наросты на руках. Как будто попав в число худших, болезни, вызванные форсадитом, постепенно подтачивали людей. От отчаяния, желая выбраться из этой ситуации, они подвергали себя все большей и большей опасности. В это же время команды, которые считались лучшими, были отдохнувшими, полными сил и как правило очень опытными.

Мы также стали свидетелями возвращения двоих из "изолятора": они едва стояли на ногах, их руки и плечи были исцарапаны, и они упали на песок от усталости, но были подняты приказами и угрозами наказания через ошейник. Кочевник, который поднял их, указал рукой на низкую смотровую башню, соединённую с основным зданием, где в окнах был виден силуэт человека. Возможно, именно там находился тот, кто отдавал приказы о наших наказаниях и, возможно, даже исполнял их.

Каждый раз, когда я такое видела, меня трясло от несправедливости. Ошейники были основным средством контроля: мы не могли ни убежать, ни сопротивляться. Так как они управлялись дистанционно, очевидно, через радиоволны, значит где-то должно быть что-то вроде устройства, которое посылает сигнал. Возможно, оно находилось в этой башне?

"Лучшая команда" получала не только лучшие условия проживания, но и другой вид работы – без контакта с форсадитом, без необходимости отравлять себя. Наша задача заключалась в подготовке материалов для основной группы заключённых. Здесь также было очень жарко, и я впервые за все время сняла верхнюю рубашку, оставшись только в лёгкой нижней, заработав недовольный взгляд Феликса этими действиями.

Вечером, будучи чистыми и сытыми, мы наслаждались "верхними казармами" – теми самыми комнатами с коврами и удобными кроватями, которые я видела ранее. Здесь было тепло и комфортно. Феликсу полагалась отдельная комната, но он обменялся с Живчиком, так что мы продолжали спать на соседних кроватях.

Я не видела способа избавиться от ошейников, и это существование могло тянуться бесконечно. После трёх дней в "верхних казармах" нас возвращали на обычную работу, но только на день или два, так как мы моментально становились лучшими и вновь награждались за наши усилия. Иногда, очень редко, мы производили дефектные детали, и в такие моменты наказание падало на того несчастного, кто принёс эту деталь к проверяющему артефакту. Это относилось ко всем, кроме меня. Феликс всегда брал на себя моё наказание и потом просил обработать его раны. Казалось, он даже не замечал боли.

Каждый раз, когда мы оказывались в холодных "средних казармах", Феликс тянул меня на свою кровать, согревая. Сначала я использовала эти моменты, чтобы поделиться с ним своими мыслями и идеями о других государствах, ошейниках, улучшении процесса сборки деталей и даже о моих догадках о том, кто мог подставить его. Я не верила, что его похищение было случайным; кто-то устроил для нас ловушку в пустоши. Феликс внимательно слушал, не перебивая, редко говоря сам, лишь смотря на меня своими серыми, почти стальными глазами и изредка улыбаясь, задавая уточняющие вопросы.

Я привыкла к этим моментам, ждала их и подспудно боялась. Я поняла, что нравлюсь Феликсу как женщина, и это осознание вызывало во мне не отторжение, а непонятную радость. В моей груди теплело, я чувствовала смущение и огромное волнение. Что-то незнакомое происходило со мной; я привыкала к его защите, его опеке, его рукам. Я не хотела его отталкивать.