Личный дневник моей фиктивной жены

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что же ты Нике не давал быть живой и слабой со своим дурацким брачным договором? Знаешь, почему моё настроение рядом с тобой постоянно меняется? Потому что, если бы не пункты твоего verdammt брачного договора, то Ника бы пришла к тебе за помощью! И мы сейчас не поминали её!

Марго не на шутку разозлилась, испепелив меня взглядом сквозь свои солнцезащитные очки, она убежала с поминок, при этом мощно хлопнув входной дверью.

— Алексей, как это тебе удалось нашу рыжую бестию до слёз довести?

— Илларион, до каких там слёз? Наша фрау опять на меня наорала, у неё привычка что ли?

— Серьёзно говорю, Маргарита пронеслась мимо меня, вся в рыданиях.

— Поделом ей. Тоже мне нашлась Бог и судья в одном лице.

Мой Лёвушкин-друг нахмурился и вновь стал Лёвушкиным-майором, серьёзным стражем порядка. Взгляд его то ли серо-голубых глаз, то ли тёмно-карих стал глубоким, тяжёлым. Я так и не понял, какого они истинного цвета, так как цвет глаз Иллариона менялся в зависимости от освещения и цвета его одежды. Он негодующе вздёрнул свой острый подбородок, задумчиво потёр высокий лоб и напряжённо сжал изящные, красивые губы так, что они отвратительно побелели.

— Алексей, я всё понимаю. У меня самого не сложились отношения с Маргаритой с первого дня знакомства, точнее у неё со мной. Но фрау Ротенберг — женщина. Одинокая женщина в чужой стране. Тем более, если ты помнишь, она находится под программой по защите свидетелей.

— Илларион, а чего её защищать? Она сама, кого хочешь, доведёт или угробит. Знаешь, я человек тактичный и деловой и рамки в общении не перехожу, по личностям чужим не прохожусь. Но и терпение у меня не ангельское. Почему я должен был все похороны терпеть выходки Маргариты Эдуардовны?

— Никто никому ничего не должен. Но ты мог, хотя бы потому, что она стояла там под дулом пистолета.

— И что ты мне предлагаешь, побежать за ней и на коленях молить о прощении?

— Нет, не надо драматизировать. Её охраняют специальные сотрудники органов внутренних дел. Но пожалуйста найди с ней общий язык или хотя бы соблюдай нейтралитет. Ты же — мужчина, вот и руководствуйся холодным разумом. А Маргарита — женщина, у неё всегда эмоции будут брать верх.

— Постараюсь. У тебя как с расписанием? Я хочу завтра поехать в «Вареничную», побеседовать с официанткой Милой, камеры бы в кафе проверить, если, конечно, опять записи не подчистили. И я бы на реку съездил, своим взглядом окинул место преступления.

— В «Вареничную» можно. А вот к реке сам съезди, координаты точного места дам, я там уже всё исследовал вдоль и поперёк. Может, и тебе не стоит на реку ехать, раны бередить? А то ты сейчас в таком эмоциональном раздрае, ещё себе на реке нафантазируешь на беду?

— Наша полиция — нас бережёт! Ничего, батенька, эко, я уже не мальчик, смогу унять свои фантазии.

— Всё шутить, барин, изволите!

— Да, без шуток так и правда до психушки недалеко. Мне туда, кстати, уже драгоценная Маргарита Эдуардовна путь заказала.

— Прости, Господи, её бы кто вылечил!

— Илларион Львович, как можно? На священного свидетеля наговариваете?

— Эээ, ну её в болото!