Когда я не ответил, она продолжила свою речь, беспокойно вертя кружку в руках. Снова и снова.
– Моя мать варила для меня перри в детстве. В долине недалеко от Шато находилась грушевая роща, и это было наше тайное местечко. Мы собирали плоды в конце лета и прятали по всему Шато – ждали, пока доспеют. – Мадам Лабелль улыбнулась шире, посмотрев на меня. – А из цветов мы плели венки, ожерелья, кольца. Я как-то даже смастерила из них накидку для Морганы. Получилось очень красиво. Ее мать – бабушка Луизы – устроила на майский праздник танцы, лишь чтобы Моргана смогла ее надеть.
– У меня аллергия на груши.
Аллергии у меня не было, но я решил, что довольно с меня этих рассказов. Улыбка мадам Лабелль померкла.
– Конечно. Прости. Может быть, тогда хочешь чаю?
– Чай я не люблю.
Она сощурилась.
– Кофе?
– Нет.
– Вина? Меда? Пива?
– Я не пью спиртное.
Мадам Лабелль сердито поставила свою кружку.
– Поскольку ты сидишь передо мной живой и здоровый, полагаю,
– Воду.
Наконец она нахмурилась открыто, отбросив приторные любезности. Стоило мадам Лабелль взмахнуть рукой над кувшином с перри, как пряный аромат в воздухе исчез. Его сменил резкий запах колдовства. Поджав губы, мадам Лабелль налила мне в кружку кристально чистой воды и хмуро подтолкнула ее ко мне.
У меня скрутило нутро, и я закрыл глаза руками.
– Я же говорил, я даже близко не хочу подходить к…
– Да, да! – рявкнула она. – В тебе вновь пробудилось отвращение к колдовству. Я это понимаю. Шаг вперед, два назад и так далее. Я здесь, чтобы мягко подтолкнуть тебя в верном направлении. Или не очень мягко, если в том будет необходимость.
Я откинулся на подушку и отвернулся.
– Нет, спасибо. Не желаю это обсуждать.