— Это Тобес Лапси, ваше сиятельство. Конюх. — еле слышно отозвалась она.
Молодой человек прищурился.
— Он тоже служил в доме барона Кьярти?
Девица кивнула, стараясь больше не смотреть на тело.
— Много лет.
— Кто-то еще может это подтвердить?
— Любой слуга из дома барона, ваше сиятельство…
Ночь давно должна была подойти к концу, однако рассвет все никак не хотел заниматься. Солнце, будто тяготясь своими обязанностями, ленилось забраться на горизонт. Тишина. Предрассветная серость.
Эйса Кэрин устало опустилась на школьное крыльцо и обхватила колени руками. Она знала, что после всего случившегося все равно не сможет уснуть. Двор печально смотрел на нее остатками обгоревших стен.
Девушка вспомнила, с каким отрешенным видом хозяйка поместья обходила пожарище, и едва удержала тяжелый вздох. Алесию ей было искренне жаль. Ведь та вкладывала в это место столько любви и сил… А теперь все ее старания рассыпались пеплом.
И что будет завтра? Захочет ли хозяйка восстанавливать некогда цветущий уголок, или смирится с произошедшим и вернется в столицу?
Кэрин этого не знала. Общепринятые правила вообще запрещали интересоваться, или лезть в дела господ. Ее ведь наняли учить детей. И она должна это делать, пока наниматель не решит ее рассчитать.
Но как же тяжело и муторно на душе. Вернуться в монастырь сейчас, это как спуститься в сырой склеп после яркого солнечного дня. Да, она всегда запрещала себе привязываться к людям или местам. Однако в этот раз что-то пошло не так.
Ей действительно нравилась переделанная из конюшни школа. Нравились ученики, которые не терпели уроки, как неизбежное зло, а искренне радовались каждой удачно начерченной букве. И так удивлялись простым, казалось, вещам.
Как же не хотелось бы все это оставлять. Но жизнь строга и не зависит от человеческих желаний. Девушка до боли сжала пальцы, вспомнив вбитые с детства наставления. Никаких чувств. Никаких эмоций. Только холодная сдержанность и благодарность за то, что есть.
— Эйса Кэрин, простите, я не помешаю?
На противоположный край ступени опустился Лайон. Кэрин была не в восторге, что ее уединение оказалось нарушено, но возражать не стала.
— Вам не нужно спрашивать позволения, чтобы находиться там, где пожелаете, ваше сиятельство. — голос ее был сух, но учтив.
Кажется, за все время проведенное в поместье, это был третий раз, когда граф Бартон с ней заговорил. И такая ненавязчивость заставляла примириться с его присутствием.
Лайон немного помолчал, глядя перед собой. Затем произнес: