- Это я, Ларсен, - донесся приглушенный голос.
Лэтимер протянул руку. Снизу быстро высунулась рука Ларсена. Лэтимер схватил ее и стал тянуть кверху, и следующие две ступеньки были пройдены быстро. Показалась другая рука Ларсена и ухватилась за комингс люка. Клубок тел отделился от трапа, но матросы все еще цеплялись за своего ускользавшего врага. Однако один за другим они начали скатываться вниз. Ларсен сбрасывал их, ударяя о закраину люка, пиная ногами. Последним был Лич: он свалился с самого верха вниз головой прямо на своих товарищей. Волк Ларсен и фонарь исчезли, и мы остались в темноте.
По стонами, с ругательствами матросы стали подниматься на ноги.
- Зажгите лампу, я вывихнул большой палец, - крикнул Парсонс, смуглый, мрачный парень, рулевой из шлюпки Стэндиша, где Гаррисон был гребцом.
- Лампа где-то тут, на полу, - сказал Лич, опускаясь на край койки, на которой притаился я.
Послышался шорох, чирканье спички, потом тускло вспыхнула коптящая лампа, и при ее неверном свете босоногие матросы принялись обследовать свои ушибы и раны. Уфти-Уфти завладел пальцем Парсонса, сильно дернул его и вправил сустав. В то же время я заметил, что у самого канака суставы пальцев разбиты в кровь. Он показывал их всем, скаля свои великолепные белые зубы, и хвалился, что своротил скулу Волку Ларсену.
- Так это ты, черное пугало, постарался? - воинственно вскричал Келли, американец ирландского происхождения, бывший грузчик, первый раз выходивший в море и состоявший гребцом при Керфуте.
Он выплюнул выбитые зубы и с перекощенным от бешенства лицом двинулся на Уфти-Уфти. Канак отпрыгнул к своей койке и выхватил длинный нож.
- А, брось! Надоел! - вмешался Лич. Очевидно, при всей своей молодости и неопытности он был коноводом в кубрике. - Ступай прочь, Келли, оставь Уфти в покое! Как, черт подери, мог он узнать тебя в темноте?
Келли нехотя повиновался, а Уфти-Уфти благодарно сверкнул своими белыми зубами. Он был красив. В линиях его фигуры была какая-то женственная мягкость, а большие глаза смотрели мечтательно, что странно противоречило его репутации драчуна и забияки.
- Как ему удалось уйти? - спросил Джонсон.
Все еще тяжело дыша, он сидел на краю своей койки; вся его фигура выражала крайнее разочарование и уныние. Во время борьбы с него сорвали рубашку; кровь из раны на щеке капала на обнаженную грудь и красной струйкой стекала на пол.
- Удалось, потому что он дьявол. Я ведь говорил вам, - отозвался Лич, вскочив с койки; в глазах у него блеснули слезы отчаяния. - И ни у кого из вас вовремя не нашлось ножа! - простонал он.
Но никто не слушал его; в матросах уже проснулся страх перед ожидавшей их карой.
- А как он узнает, кто с ним дрался? - спросил Келли и, свирепо оглянувшись кругом, добавил: - Если, конечно, никто не донесет.
- Да стоит ему только поглядеть на нас… - пробормотал Парсонс. - Взглянет хоть на тебя, и все!
- Скажи ему, что палуба встала дыбом и дала тебе по зубам, - усмехнулся Луис.
Он один не слезал во время драки с койки и торжествовал, что у него нет ни ран, ни синяков - никаких следов участия в ночном побоище.
- Ну и достанется вам завтра, когда Волк увидит ваши рожи! - хмыкнул он.