Неведомый

Татра сливалась с полумраком, и казалось, что в воздухе парит одна только голова яграта. Глаза, подведенные углем, не мигая, рассматривали Тита, и тот ответил таким же пристальным взглядом. Ноздри старика хищно раздулись, но лицо осталось бесстрастным.

– Ты ничего не боишься, Тит Дага. Человек, у которого нет страха, опасен. В первую очередь для самого себя, потому как не знает, что ему следует делать, а что нет. Ты понимаешь меня?

Вместо ответа Тит двинулся к жаровням и принялся растирать руки над углями. Пальцы свело в холодной воде, и теплый воздух медленно их отогревал. К тому же так яграт не мог увидеть улыбку на его лице. Угли мерцали – алые, оранжевые всполохи посреди человеческого и вороньего праха. Тит слышал, что чероги видят в огне будущее людей – но ему это не было нужно. Он и так знал, чем все закончится.

– Яграт угрожает мне перед лицом Слепого бога?

Когда Тит обернулся, то обнаружил служителя на том же месте, у чаши. Он набрал воду в пиалу и теперь шептал над ней священные слова. Закончив, протянул ее Титу:

– Не в этот раз. Пей.

Тит снова встал на колени, принял пиалу из сухих горячих рук. Когда она опустела, наклонил голову, чтобы получить благословение. Яграт заговаривал его душу – иди, Тит Дага, собирай кровавый урожай! Каждый человек нужен Слепому богу, даже такой, как ты.

Земля была твердой и холодной, молитва – долгой и тихой. Все это время Тит неотрывно смотрел на собственные ладони – мозолистые, короткопалые, покрытые шрамами и ссадинами. Люмина перед его носом качалась, окутывая дурманящим дымом. Когда яграт закончил, он снова поцеловал сульд и встал, чтобы поскорее выбраться отсюда. Но молец внезапно вцепился в него своей птичьей рукой.

– В первый и последний раз я простил твою оплошность. Ты сын нашего храма, и наш отец милосерден. – Яграт позволил себе снисходительную улыбку. – Но милосердие его не безгранично. Если тебя тревожит совесть, можешь рассказать обо всем мне. Исповедь – первый шаг к покою и спасению.

Тит покачал головой. Глаза заслезились от дыма, и лицо яграта расплылось, растеклось, превратилось в блеклое слепое пятно. Вот бы оно и вовсе исчезло.

– Совесть – это роскошь, которую не могут позволить себе убийцы и предатели. А когда человек является одновременно и тем и другим, она ему вовсе ни к чему. Спасибо за молитву, яграт. В следующем доносе королю ты уж постарайся подробно расписать все, что сегодня произошло. Так, чтобы у Абнера не осталось ко мне никаких вопросов.

✦✦✦✦

Дорога до Горта отняла у Тита последние силы. Дождь прекратился, и посреди поля дымили костры. Стражники сгрудились вокруг них, как стервятники, и передавали по кругу бутыль с сивой водой. Заметив Тита, попытались ее спрятать, но тот даже не замедлил шага. Ублюдки есть ублюдки – другие у Тита не задерживались.

Горная гряда вгрызалась в небо кривыми зубами-вершинами. Из Митрима выехали разведчики, и Тит расслышал пение рога – значит, все спокойно. Спокойно было уже больше десяти лет. На смену вернувшимся от замковых ворот выдвинулись несколько всадников, и их кони понеслись сквозь туман. Солнце тускло светило в разрывах туч – еще пара часов, и начнет смеркаться. Тит подумывал о том, чтобы провести эту ночь вне стен замка, но усталость взяла верх. К тому же ему очень, до зубовного скрежета, хотелось напиться.

Во дворе толпились воины: расседлывали лошадей, перебрасывались шутками – но замолкли, едва показался Тит. Переглянулись между собой, и он привычно сделал вид, что ничего не заметил. Прошел нарочито медленно и остановился, только когда приблизился к кузнице. За спиной его снова раздался смех. Звуки кузнецкого молота странным образом пробуждали воспоминания, хотя именно сегодня Тит желал бы обо всем забыть – но нет же!

Здесь. Или там? Тит потер виски. Память, вытравленная вином, начинала играть с ним в дурные игры. Раньше Тит точно помнил, где именно стоял во дворе, когда передавал свою дочь королевским всадникам. Передавал – предавал. Он зажмурился, желая вернуться в тот момент.

На мгновение Титу показалось, что из его руки выскользнула маленькая потная ладошка. Он отступил на шаг – видение было слишком живым. Волосы Рунд взлетали с порывами ветра, и каждый раз, когда она оборачивалась, Тит вздрагивал. Заплаканное лицо дочери скривилось, покраснело. Рука на ее плече сжалась – пора.

– Тебе там будет хорошо.

Одна ложь сменяла другую. Рунд ему не верила – он видел это по взгляду единственного глаза. Хуже того – Рунд начинала его ненавидеть. Годы, проведенные в Паучьей крепости, должны были только укрепить это чувство.

За время лордства в Горте Тит так и не смог привыкнуть, что замок теперь принадлежит ему. Такого же мнения придерживался и сам вороний дом – он не любил Тита и не принимал его, как раньше. Крошились под ногами ступени, обваливались потолочные балки. Внутри расползлись гниль и плесень, и сырой воздух давил на грудь каменной плитой. Смех исчез, на его месте поселился страх. Не замок – могильник. Тит старался уходить в разведку чаще других, а летом ночевал на сеновале рядом с конюшнями. Однако призраки следовали за ним повсюду, куда бы он ни шел.

Горт привели в порядок – весь, кроме сгоревшей пристройки, – но Багрянец оставил на нем несмываемый след. Зло нашло дорогу в замок и не пожелало уходить. На Тита коротко глянула служанка, набиравшая воду из колодца, и тут же опустила голову. Они называли его милордом, когда он на них смотрел. И Падальщиком – стоило только отвернуться. Но Тит не обижался. На их месте он придумал бы себе худшее прозвище.