Лестница власти. Книга первая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Или, для разнообразия, хоть раз к себе приблизите не подхалимку трусливую и тупую, а умную, храбрую и преданную меня?

— Да некогда уже никого искать, кто есть, бегом в сани! — закричал так и не вышедший из боевого режима Унидруг. Интересно, только меня напрягает то, что у него обнажены оба меча? Мы вот с Оногуром свое оружие убрали.

В этот раз сборы прошли быстрее. Только новая любимая служанка Милены задержалась на минуту, подобрать со снега вместо сабли другой меч и свой узелок, с которым в начале была. Мы погрузились стремительно, как десантники в вертолет. Сани двинулись с места, быстро набирая скорость. Я некоторое время напряженно прислушивался к легкому поскрипыванию саней. И настороженно приглядывался, к еще более настороженному, лицу Распутина. Которое, впрочем, вернулось в свое нормальное состояние легкой, отстраненной надменности, как только мы взлетели.

— Сейчас прилетим в Лицей и сразу заселитесь. Новый учебный год через две недели начнется, но до тех пор поживете там, в город не выходить, — Заговорил старец. Говорил он мне и Милене. — Слуги ваши будут в городе жить, потом дом им снимем, пока гостевую избу найдем, там рядом есть. Смотрите, если вдруг случится что… Примерно такое, — Григорий махнул себе за плечо, намекая на кровавика. — То прячьтесь. Нет, лучше сразу в Храм Всех Царей бежать. И вот еще, старшие ученики, особенно третьекурсники, любят на школярами шутки шутить. Не будьте дураками, не вляпывайтесь! Отчислят в раз, и даже я не помогу. И еще, никогда в подземелья не спускайтесь! На слабо вас будут брать, готовьтесь. На старших курсах у вас и так в подземелье иногда практика будет. Но без учителя и сопровождающих стрельцов даже на первый уровень не суйтесь. В угловые башни тоже не суйтесь. Особенно в Северо-восточную. Она больше внутри, чем снаружи, заблудитесь. К зверинцу без учителя не подходить…

Пока старец нудел, Оногур похоже задремал. Я боялся что он займет половину места, но нет, сани все же были довольно большими. Здоровяк и четверти не занял. Он даже сидел вполне комфортно, не задевая макушкой потолок. Милена была задумчивая и молчаливая. Я подозреваю, что это не обычное её состояние. Можно понять, не каждый способен легко отнестись к такой неожиданности, как сверхъестественный убийца, непонятно кем по твою душу посланный. Ширинка тихонько достала чайник из своего узелка. Милый, фарфоровый, изящный. Восточный. Сверившись с местной памятью, убедился, что на Руси это диковинка. «Умная, храбрая и преданная» налила в чайничек воды из фляги, поставила его на печурку. Дождалась, пока закипит. Высыпала из мешочка внутрь темные листочки. Заварила чай — я почувствовал запах. Ширинка мило улыбалась каждому, предлагая чашечку. Я с благодарностью принял. По чаю соскучился.

— Спасибо! — сказал я. Блин, не могу красивую девушку Ширинкой называть. Поэтому я решил спросить у неё самой, как лучше. — А как тебя зовут?

— Ширин, — ответила она. И белозубо улыбнулась.

— Но поперед всего, с Канцлером надо поговорить, — гундел тем временем Григорий о своем, о старческом.

— Я знаю, где в Лицее опасно, — беспардонно перебила его Милена. Смотрела на меня. Забыла наивную мордочку состряпать. Сосредоточенная, губы сжаты, глаза стальные, взгляд прямой, строгий. — И нож себе найди, саблю заставят в комнате оставлять. Ты, Храбр, меня держись. Меня к Лицею готовили.

Я послушно кивнул. Как хороший мальчик. Отпил ароматного чая. Зачем спорить, когда можно просто поступить так, как считаешь нужным?

Уже очень скоро выяснится, насколько же она на самом деле не готова.

Глава 13

Ах это звенящее чувство страха и безнадежности перед вступительным экзаменом. Редко кому выпадает возможность пережить его вновь. Главному герою, этакому везунчику, такая возможность выпала. И причем тут голые мужики?

Я никогда не сомневался в чудесности своего родного мира. Чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь, что жизнь только притворяется понятной, чтобы потом огорошить невозможным. И ты сидишь, смотришь на стоп-кран в самолете, и прямо чувствуешь, как границы твоего сознания расширяются.

В этом мире жизнь даже не пыталась притворятся нормальной. Поэтому, увидев из окошка летающей кибитки Царский Лицей Великого Устюга, я не ощутил особого удивления. И не позволил себе и тени надежды на лучшее.

Если смотреть сверху и со стороны, Лицей производил приятное впечатление. Даже отличное.

Если нарисовать его в плане, то территория музея ограничивалась шестигранником из крепостных стен. Вокруг него раскинулась городская застройка. Характерная для этого мира — большие двух и трех этажные жилые дома с огромными огородами на заднем дворе и множеством хозпостроек. Высота крепостных стен Лицея меня не впечатлила — не выше кремлевских в Москве. Но гораздо толще. Видимо, стены были построены с расчетом на оборону от гридней. И для гридней — достаточно широкие чтобы на стене могло разойтись и три бонехода, а широкие пандусы были, чтобы они туда могли взобраться. На каждом углу внешних стен — хищная башенка, в середине каждого сегмента стены — приземистое мощное укрепление с воротами. Но стены были длинные. Очень длинные. На глазок я определил длину каждой стороны крепостного шестиугольника километра в полтора.

В центре защищенного пространства, пушистым белым облаком, резко констатируя со строгостью крепостных стен, стоял вычурный дворец с несколькими огромными куполами и множеством высоких, ажурных башенок. Прям как у Тадж-Махала.

Это и был главный корпус. Витиеватые украшения, колонны — на отделки не экономили. Немного более строгими были явно построенные позже корпуса, распиханные по углам остальной территории Лицея. Главный корпус окружал сад. Строгие линии деревьев сменялись занесенными снегом лабиринтами из аккуратно подстриженных кустов, я различил темные линии сложно переплетенных, геометрических фигур из фонтанов и клумб. Вся эта красота только угадывалась под снегом, но она уже впечатляет. А ведь там наверняка есть множество мелких деталей, не видимых сверху. Зато была видна паутина дорожек и россыпь жемчужно-белых беседок, арок, фонтанчиков среди множества укромных местечек.

— Красиво, — вырвалось у меня.