Из–под завалов показалось изможденное, бледно–серое лицо моего учителя. Волосы растрепаны и лежали на плечах, щеки впали, всегда яркие, с искоркой глаза, выглядели двумя потухшими темными углями, на щеках пробивалась многодневная щетина, что сейчас перерастала в неопрятную редкую бородку. Нос же, казалось, стал еще длиннее, хотя и до этого он был у моего учителя весьма выразительным.
— Учитель, это я, Рей… — пробормотал я, изо всех сил пытаясь понять, куда ставить поднос. — Ирман ушел в управу, а я вам отвар принес… И булки с медом…
— В управу… — эхом повторил Осиор, глядя сквозь меня, — Рей… Да, хорошо. Булку? Не хочу, унеси…
— Учитель! Ирман всегда приносит вам отвар! Куда его поставить?
Наконец–то мой учитель смог сфокусировать взгляд на одной точке, а на его лице мелькнуло узнавание. Рей, его ученик.
— А, Рей… Поставь вот тут…
Осиор посмотрел на столик, на котором уже стояло несколько чашек и какие–то пустые пузырьки, и вдруг смел все со стола одним движением. По комнате прокатился звон битого стекла и керамики, а я же только пытался понять, что случилось с моим учителем. И почему он одурманивает себя желтоцветом и бычьим цветком.
— Давай сюда, ставь. И да, булку я тоже съем, спасибо, — неискренне, механически сказал маг.
Я, стараясь не раздавить битое стекло в крошку, поставил поднос на освободившийся столик и быстро налил горячий отвар в приготовленную чашку, после чего протянул питье учителю. Осиор принял сосуд из моих рук, постоял, глядя куда–то в пустоту, а потом, не сделав и глотка, рухнул на кучу тряпок, которыми было завалено кресло.
— Учитель… Может я открою окно? Тут совсем нет воздуха… — сдерживая кашель, сказал я.
— Не надо, не трогай. Это помогает от боли, — остановил меня Осиор.
Слова мага звучали резко, даже с небольшой угрозой.
Маг сделал небольшой глоток из чашки, поморщился и, отставив питье в сторону, стал шарить по карманам мантии.
— Вот, — сказал маг, протягивая мне небольшой кусочек желто–коричневой, липкой грязи, что и была пыльцой желтоцвета, — положи в чаши. По чуть–чуть, немного. Главное, чтобы дым расходился равномерно…
Не смея ослушаться, я, едва не глотая слезы от страха за учителя, стал раскладывать отраву по чашам.
Сколько он так сидит? С самой дуэли? Полторы декады? Или прошло больше? Я откровенно потерял счет дням, но скоро праздник урожая — начало осени, так что довольно давно. Желтоцвет убивает волю, это известно доподлинно. Рабыни в публичных домах, где широко используется этот заморский дурман, уже через год работы становятся ни на что негодны, просто тени людей, что послушно выполняют приказы.
— Спокойнее, Рей, я в своем уме, — тихо, едва шевеля сухими губами, сказал Осиор, — просто так надо. Это моя цена.
— За что? — машинально спросил я, укладывая очередную порцию пыльцы в чашу с угольками.
— За магию, мальчик. Ты думаешь, я просто так боялся того, что ты пережжешь себя? Если ты надорвался, то потом любая попытка обратиться к тем рунам, что тебя покалечили… Любая попытка приведет тебя в такую комнату. Точнее, к тому, что ты будешь жевать это жменями, а то и сидеть над дымом, вдыхая полной грудью. Нет, Рей, не смотри так, я знаю, что делаю. Скоро, скоро станет легче… Где Ирман?
— Я говорил, в управе.