Стучит в дверь, и через некоторое время она открывается. При виде человека, который некогда спас мне рассудок, потому что родители всячески обзывали, унижали, а порой и били меня, требуя бросить Богдана, я всхлипываю:
– Алла Васильевна?
– Боже! – она прижимает сухонькие ладони к груди. – Ирочка? Проходите же! Не стойте на пороге. Только тихонько, соседи ещё спят. Дверь в мою комнату открыта.
Я ступаю по старому скрипучему паркету и, смаргивая слёзы, смотрю на её ссутуленную спину. Алла Васильевна похудела, лицо её покрылось морщинами, а волосы стали седыми, но глаза этой женщины и сейчас излучают безусловную любовь.
– Садитесь сюда, – шепчет женщина и указывает на софу. Смотрит на меня и качает головой. – Какая ты стала… И не узнать!
– Вы же сразу узнали, – кусая губы, шепчу я и, глянув на диван, где кто-то спит под старым пледом, вздрагиваю. – Так значит, секретарь Лазаря – это ваша дочь?
– Арина выросла, верно? – щурится Алла Васильевна и смотрит на адвоката. – И сынок Ивановой тоже вон какой вымахал! А помнишь, как он за тобой хвостиком увивался? Ждал, когда придёшь, шоколадные конфеты прятал, чтобы тебе подарить. Всем говорил, что женится на тебе!
Она смеётся, а Лазарь смущённо кашляет.
Я же смотрю на него, будто только вижу.
– Так ты тот школьник, который вечно крутился у меня под ногами?!
Он тоже смеётся и, запустив пятерню в волосы, весело сообщает Алле Васильевне:
– Вот таким я запомнился своей первой любви!
Теперь моя очередь смущаться, но спасает Арина. Приподнявшись, девушка сипит, с трудом произнося слова:
– Лазарь Львович, это вы?
– Ты заболела? – заботливо спрашивает он.
Но девушка мотает головой и начинает плакать:
– Простите. Я не смогла её остановить. Она забрала какие-то документы, и я не знаю, какие… Я так испугалась!
Моё внимание привлекает платок на шее Арины. В одном месте ткань топорщится, и я вижу синюшные следы пальцев. Лазарь, похоже, тоже это замечает. Поднявшись, он быстро приближается к секретарю и поправляет платок. Затем присаживается на корточки.
– Кто «она»?
– Кристина Минаева.