Машин на дорогах было не протолкнуться.
— И куда им всем приспичило вечером воскресенья? — ворчал я, плетясь с черепашьей скоростью в плотном потоке.
— Представь, что ты в Индии, — предложила Анна. Она расслабленно полулежала в пассажирском кресле и, кажется, вполне наслаждалась поездкой.
— Нет уж, в Индии хуже, — не согласился я. — Там каждый ещё и сигналит.
На радиостанции поставили рекламный блок, и я переключил магнитолу на другую волну.
День в солнечном огне, в суете,
Погас, сделав нецветным кино,
Ты прошептала мне в темноте,
И я почти поверил, но…
— О, песенка Одиссея, — вспомнил я свою старую ассоциацию.
— Почему Одиссея? — удивилась Анна. — По-моему, обычного курортника, у которого вместе с отпуском подошёл к концу пляжный роман.
— Тоже похоже, — не захотел спорить я. — Пусть это будет песня, с которой Одиссей покидает Огигию после семи лет шикарного курорта.
Анна фыркнула: — Скорее уж после семи лет нытья о жене и доме. И за что только Калипсо его терпела столько времени?
— За героический профиль? — предположил я.
— Или за хороший секс, который не зависит от степени тоски по родине, — Анна прикрыла зевок ладошкой. — Всё, глаза уже слипаются.
— Не спала в самолёте?
— Дремала чуть-чуть. Ты же знаешь, там не особенно поспишь.
— Потерпи, — «Патриот» наконец-то вырвался из пробки, — десять минут, и ты дома.
— Отлично, — устало улыбнулась мне любимая. — Как же я рада, что у тебя получилось меня встретить.
Я тоже был рад, однако ещё сильнее радовался бы, везя её сейчас к себе домой. Две недели целибата — это достаточно долго.