— Ладно, хватит дуться, — сказал он примирительно. — Жизнь продолжается, как бы мы ни хотели ее изменить.
— Чего тебе? — не слишком дружелюбно спросила Иванушкина.
— Хотел про Стамбул напомнить.
Анна повернулась к нему лицом:
— А при чем здесь Стамбул?
— Ну здрасте, — искренне удивился Серкан. — Дворец Леонидову продавать. Или ты забыла уже?
Она села в кровати, спустив ноги.
— Только не говори мне, что он по-прежнему хочет его купить.
— Ты не поверишь, но еще сильнее, чем раньше. Я не сомневаюсь, что он понял что-то важное на пороге смерти…
Анна вздохнула:
— Как-то… не очень подходящий сейчас момент для махинаций, тебе не кажется? Человек пострадал из-за нас, в больницу попал, не стал заявление в полицию писать…
— Во как! Тебе его теперь жалко, что ли? — изумился турок.
— Не жалко, но… Надо подождать хотя бы, пока он в себя придет. А то какое-то избиение младенцев получается… Нечестно. И потом, он раскаялся же.
Лицо Серкана стало жестким.
— То, что он по пьяни тебе сентиментальной хрени наговорил — это еще ничего не означает. Ладно, ближе к делу. Я завтра улетаю в Стамбул, чтобы решить все оргвопросы. Леонидов прилетит через пять-шесть дней. Ты — как хочешь.
— А этот уехал? — вдруг напряженным голосом спросила Анна.
— Кто? — не понял Серкан.
— Ну, этот. Отец мой! — в сердцах выпалила она, видя недоуменное лицо турка.
— Нет, здесь. Хочешь по поводу него совет?
— Не хочу.