— Как там Лев? — вдруг спросил Леонидов.
— Не знаю, — выдавила Иванушкина. — После случившегося я с ним не разговариваю.
Она медленно подняла глаза.
— То, что он сделал, — ужасно. Чтобы вы знали мое отношение ко всему тому, что произошло.
Евгений махнул рукой:
— Чего уж теперь. Я не сержусь, Анют. Может, у него ко мне какие-то старые обиды остались? Просто я так и не понял, за что он так со мной. Но бог ему судья. У христиан ведь принято прощать. И я его простил.
Анна даже слегка привстала со стула, настолько она была ошеломлена.
— Но… В тот вечер сказал, что у вас с ним… в общем…
— Ага, тот самый вечер, — не дал ей договорить чиновник. — Да… Ты меня тоже прости. Я такой пьяный был… Сам не понимал, чего болтал. Вообще ничего не помню.
— Ты сказал, отец не просто так на тебя злился, — напомнила Анна. — У вас вроде произошло кое-что… Я так поняла, из-за денег.
Леонидов откашлялся, словно во время этой паузы выискивал подходящий ответ.
— Нет, Анют, — наконец сказал он. — Не было ничего такого. Я чист перед твоим папой.
Он вновь уставился в телевизор, обронив словно между делом:
— Извини, но мне отдыхать надо. Сил у меня пока еще мало.
— До свидания, — машинально проговорила девушка и вышла из палаты.
Едва выйдя из больницы, она тут же набрала Серкана.
— Что опять случилось? — спросил тот. — Где пожар, что горит?
— Я поеду с тобой в Стамбул, — решительно сказала Анна. — И мы продадим Леонидову этот гребаный дворец!
— Вот это приятно слышать, — восхитился Серкан. — Что повлияло на перемену твоего настроения, позволь спросить?
— Ты понимаешь, он сделал вид, что вообще ничего не было! — с возмущением сказала Анна. — Что он не кидал нас на деньги, не подставлял отца! Мол, просто по пьяни наболтал глупостей. Ни фига он не раскаялся!