Затем движением, которое я списала на жару, он снял футболку и, откинув ее, сел напротив меня.
– Правда? – Боже. Куда смотреть? Почему мне вдруг так трудно дышать? Я напоминала героиню из викторианской эпохи, которая вот-вот рухнет в обморок. Нормально ли так пялиться на его грудь? Я сглотнула комок в горле и опустила глаза на холщовую сумку.
Ной вытащил багет, сыр бри, виноград и шоколад.
– Надеюсь, тебе понравится.
– Идеально. – Как и он. Ладно. Нужно взять себя в руки.
– Пятница выдалась суматошной.
Ной оторвал ломоть хлеба и протянул его мне.
– Да.
– Когда ты вернулся к дедушке, ему стало получше?
– Он… – Ной задумался. – Помнишь, ты сказала, что твоя бабушка не любила разговаривать о своем детстве? Он тоже. Он замкнулся в себе. Когда я вернулся, в кабинете была бабушка, но она ушла. Ты сказала, что она вышла поговорить с тобой?
Ной задел мою руку своей, передавая нож для сыра. Я чуть не задрожала всем телом.
– Да. Я пыталась выяснить… не понимаю, зачем дарить подарок, а потом просить его обратно, но это не так уж и важно. Совсем другое дело, если бы это была семейная реликвия.
Ной немного помолчал, открывая варенье из инжира и методично намазывая его на хлеб и сыр.
– Возможно, это и была семейная реликвия. Просто не ваша.
– Что?
– Может, это была реликвия моей семьи. И Эдвард подарил ее Рут, но, когда они расстались, забрал.
Я тут же принялась качать головой.
– Тогда почему она потребовала его вернуть?
– Не знаю. Но почему он забрал подарок?
– Неужели твой дедушка не обмолвился бы, что это была семейная реликвия? И тогда ожерелье не пропало, а осталось у него.