Мама:
Серьезно, у мамы ужасное понимание прочитанного и ужасная пунктуация. Для чего мне ходить в школу, если взрослые не умеют писать?
Я:
На улице хлестал дождь, а я дома с головой погрузилась в чтение писем. Письма Э. ясно давали понять, что бабушка переехала в Нью-Йорк и полюбила его, хотя он со скепсисом относился к тому, что кто-то искренне мог наслаждаться этим городом. Мне попадались разные отрывки.
Мою мать не касается то, чем мы занимаемся.
Пекарня, Рут? Ты уверена?
Он писал о том, что рисовал океан:
Но чаще он говорил, что скучает по ней. Он писал, что скучает по ней в саду, на пляже, в беседке. Его словно охватили сотни воспоминаний о ней. Он писал:
Нантакет.
Это название воскресило в памяти островок у Кейп-кода. Кейп – это изогнутая ветвь национального побережья и небольших городков к югу от Бостона. Но Кейп и острова были типичным местом отдыха для семей из Массачусетса, а бабушка большую часть жизни прожила в Нью-Йорке. Когда она успела побывать на Нантакете?
Я нетерпеливо перескочила к последнему письму. Да, я была из тех, кто иногда начинает с чтения последней страницы книги. Обо мне нельзя было сказать, что я хорошо борюсь с любопытством. Письмо было коротким и оказалось датировано третьим мая 1958 года, почти через шесть лет после первого.
Я не стану отправлять ожерелье почтой. Если хочешь его забрать, возвращайся в «Золотые двери» и поговори со мной.
И, проклятье, Рут, не смей говорить, что дело не в твоей чертовой гордости.
Меня охватило удивление. Что произошло? В какой момент в эти романтичные письма просочился гнев?
Сама виновата, стоило читать по порядку. В надежде получить объяснения, я открыла предпоследнее письмо.
Разве нельзя поговорить об этом лично? Телеграфист больше не соединяет с тобой. Ты слишком гордая, а зря.
Боже, телеграфист. Какая древность.
В предыдущем письме:
Рут, ты ведешь себя нелепо. Я сяду на следующий паром до материка.
Не делай глупостей, пока я не доеду. Я люблю тебя.