Скажи

22
18
20
22
24
26
28
30

Сердце колотилось, как ненормальное, и то неприятное вязкое чувство всё ещё облизывало рёбра, погружая в себя. Клокотало под кожей и вздувалось мерзкими пузырями, вытесняя прочь слабо колышущуюся рациональность. Одни голимые эмоции, на грани дикой ревности, плескались и бились о стенки, сносили собой всё, что было на пути.

В том числе и натянутую на лицо маску полнейшего спокойствия.

– Ты обещала.

– Что?

Она едва сама не поморщилась от того, насколько звонким был собственный голос. Выдающий её с головой.

Кажется, Егор с лёгкостью раскусил её на раз-два.

Ещё бы. Сколько он знал её, сколько раз они уже разговаривали на таких тонах и в этом повисшем между ними напряжении. И воздух настолько густой, что, кажется, его можно было сжать в руках, как вату.

Он знал её практически наизусть. Что она пыталась скрыть?

Однако и бровью не повёл. Всё смотрел на неё, твёрдо и уверенно, сжимая её ладонь внутри своего кармана.

– Что не будешь загоняться. Я уже говорил, что это ничего не значит для меня. И я думал, что мне не придётся повторять.

Спокойный голос отчего-то производил прямо противоположный эффект. Марина чувствовала, как начинает заводиться, колоссальным усилием воли сдерживая рвущееся, раздувающееся этим сдержанным выражением лица напротив пламя.

– Зачем тогда ты мне рассказываешь это? – вздёрнула подбородок.

Он пожал плечами.

– Хочу быть честным с тобой. Думаю, ты имеешь право знать.

И тут – щелчок.

Будто натянутая нить оборвалась. Просто раз – и всё удерживаемое до этого резко выбилось за пределы допустимого.

Плотину.

Прорвало.

– Так чего ж тогда ты молчал эти две недели?! – это был практически крик.

Прямо в лицо. Который она не успела удержать за зубами, с замершим сердцем наблюдая, как желваки на его щеках оживают снова. И взгляд становится на пару оттенков холоднее, жаля своим грубым льдом.