Скажи

Твою мать. Не может быть. Не может быть, чтобы она появилась именно в эту грёбаную секунду, когда Настя поцеловала его. Потому что со стороны это выглядело, как… измена. И то, что он не оттолкнул её сразу…

Нет.

– Сука!

Рывок.

Мимо ошеломлённого Киричука. По коридорам дальше. В холл. Она, должно быть, сразу направилась туда. Чтобы уйти. Убежать, уехать. Почему он её не услышал? Она же была на каблуках, он должен был услышать. Почему она плакала? Вдруг она плакала даже не из-за него?

А из-за чего тогда, идиот?

Твою мать.

Быстро, ещё быстрее. Пересекая широкий коридор, окунаясь в яркое освещение холла, перебегая украшенное ими вместительное пространство, хватаясь пальцами за металлический поручень, обёрнутый хрустящей под влажной и холодной ладонью мишурой. Чувствуя колотящееся у самой глотки сердце.

Ноги перебирают слишком частые ступени под подошвами туфель, а взгляд уже натыкается на Лисовскую, что, стоя между двумя дверями за стеклом, смотрит куда-то в сторону тёмной улицы, растирая кожу плеч ладонями в попытках согреть, наверное. Оборачивается, вздрагивая, едва он толкает первую дверь, выбегая в небольшое сквозное помещение между теплом школы и морозным воздухом декабрьского вечера. Её губы сжаты в тонкую нервную линию, а в тёмно-синих, почти чёрных радужках – или ему кажется? – плещется голое обвинение таких размеров, что едва не переливается через край. Укор, упрёк.

Но Егор не останавливает на этом внимание.

Взгляд лихорадочно шарит по улице, а когда вонзается в быстро удаляющуюся знакомую тонкую фигуру, все внутренности разом опускаются. И едва он порывается сорваться вслед за ней, фигура достигает такси, огни фар которого мутно мерцают в дрожащем воздухе, и исчезает в машине. Она тотчас откатывается от школьных ворот и, набирая скорость, скрывается за ближайшим поворотом.

Глава девятнадцатая

«Меня не будет в городе некоторое время. Пожалуйста, не беспокойся. Мне нужно обдумать всё произошедшее. Прости».

Егор смотрел на сообщение на экране телефона Дианы, и пальцы непроизвольно сжимались сильнее. Уже около минуты вглядывался в чёрные буквы так, будто они сейчас дадут ему ответы на все вопросы разом. Или вернут Марину. Или смогут повернуть время вспять.

Но нет, конечно.

Грудную клетку обжигали горечь и злость таких размеров, что, казалось, они не уместились бы в целом мире, но каким-то образом умещались в нём одном. Он злился на себя, и на Настю, и на внезапный отъезд Марины, насчёт которого она почему-то не осведомила его.

Хотя почему он удивлялся? Она увидела своего парня целующимся с его бывшей. Наверное, он бы тоже не осведомил, если б застал подобную картину. Но для начала он бы разобрался во всём, несомненно. Разорвал бы на части парня, который осмелился прикоснуться к ней. А потом бы убил и её. Обязательно убил бы.

Даже сейчас ему до жути сильно хотелось. Просто за то, что она творит с ним.

Он так и не смог нормально поспать. Не сомкнул глаз ни в одну из этих двух ночей после того злополучного вечера. Даже несмотря на то, что его рубило. Нехило так. Особенно сегодняшней ночью. И несмотря на то, что он всё-таки лёг. Заставил себя упасть на кровать, не удосужившись снять джинсы с рубашкой. Закрыл глаза, почти зажмурил. Все силы приложил, чтобы получилось хоть немного расслабиться, и постарался выбросить все мысли из головы.

Последнего не вышло. Они вцепились слишком сильно, чтобы можно было хоть как-то. Хотя бы сдвинуть с места. Громоздкие и неподъёмные.