Скажи

– Помозолить мои очи? – выплюнул юноша.

– Увидеть тебя, – закончила девушка, глядя на него с вновь разгоревшейся надеждой в воинственном взгляде.

– Не понимаю, почему ты решила, что это хорошая идея.

Она снова запнулась, кусая губу, на которую толстым слоем был нанесён розоватый блеск. Егор невольно вспомнил его неприятный вкус и скривил рот, отводя взгляд. Возвращая его к глазам девушки только через несколько секунд. Тёмно-карие радужки с каждым мгновением всё сильнее теряли былую решимость.

Это выглядело забавно, поэтому Егор зачем-то добавил:

– И что я захочу тебя увидеть.

Она молчала. Подняла глаза и смотрела на него взглядом брошенного щенка. Брошенной девушки. Егору показалось, что они блеснули набежавшими слезами в ярком свете потолочных ламп.

И чёрт, пусть это будут не слёзы. Рембез не любил слёзы. Но её настойчивость слишком сильно била ему по мозгам. Слишком, мать его, сильно.

Он не хотел в этом разбираться, поэтому лишь наклонил голову, продолжая всматриваться в знакомое лицо, убеждая себя в правильности собственных слов. Она практически не поменялась. Все черты абсолютно те же. Ему даже стало досадно от того, что он помнил каждую из них так хорошо.

Но видимо, знакомые лица просто очень глубоко въедались в его память.

– Как ты вообще сюда попала?

– Списалась заранее с твоими одноклассницами. Они сказали, что сегодня ты будешь здесь. Привели меня в этот кабинет, – голос такой, словно она говорит вполне себе обыденные вещи. Словно ничего странного в её действиях нет. Это бесило.

И тут – смазанная мысль.

Так вот, о каких девчонках говорил Влад.

Злость расплескалась ещё сильнее. Обдавая внутренние стенки своей кипящей сущностью. Вынуждая кипеть и Егора тоже. Захотелось хорошенько выругаться. Вслух. Не сдерживаясь, не тормозя на крутых поворотах, не сглаживая.

– Надо же.

Настя молчала.

Соизмерил расстояние между ними. Метра два, не меньше. Однако этого всё равно было мало, слишком мало, и Егору вновь захотелось отойти ещё на пару шагов назад. Чтоб уж наверняка не чувствовать её, такую чужую, настолько рядом. Непозволительно рядом.

Два метра никогда не казались ему таким маленьким расстоянием, каким казались сейчас.

Молчание напрягало, и раздражение отдалось покалыванием в кончиках пальцев, сжимающих собственные предплечья. Когда он понял, что она не сможет выдавить из себя ни слова, вновь заговорил. Тихо-тихо и спокойно, справляясь с нарастающей внутри злостью.