Скажи

Она аккуратно сжала его пальцами, принимая. И когда они случайно соприкоснулись кожа к коже, Егор ощутил, какими холодными были её руки. Разорвала зрительный контакт, опустив взгляд на экран. И не поднимала секунд десять, хотя чтобы прочитать сообщение, которое он сегодня послал Гейден, хватило бы и двух, с головой.

Между ними повисло молчание. Оно не напрягало, нет. Наоборот, создавалось совершенно обратное ощущение: оно их сплачивало.

Диана протянула руку, возвращая смартфон, который тут же оказался в руках хозяина. Она улыбалась, и Егор пытался не замечать, насколько натянутой была эта улыбка.

– Я так и знала, – шепнула она, поднимая голову к небу. Шмыгнула носом. Голос мягко подрагивал. – Так и знала.

Почему девчонки задирают головы, когда плачут? Слёзы ведь не закатятся обратно, не впитаются в кожу. А если это способ скрыть их, то тоже промах, ведь зачастую парни выше. Им со своей высоты всё видно. Абсолютно всё.

Вот и в этот раз Егор видел всё. Как блестели её глаза, как увлажнились ресницы. Она явно не собиралась раскисать, хотя ей было вероятно так же больно, как и ему. Егор с уверенностью мог сказать, что эта ночь была одной из самых грустных новогодних ночей в его жизни. Он бы даже не соврал, если бы сказал, что она была самой грустной из них.

Взгляд зацепился за диалоговое окно, которое всё ещё было открыто на телефоне. Глаза вновь пробежались по последней строчке. Как жаль, что, сколько бы раз он ни перечитывал это сообщение, оно неизменно оставалось последним в этом диалоге.

Без ответа.

«С Новым годом, моя девочка».

Эпилог

Яркий солнечный свет бил прямо в глаза из-за прорехи в полосках натянутых штор. Настолько сильно, что приходилось жмуриться. И это раздражало, потому что Егор не хотел жмуриться. И не хотел отклоняться или отворачиваться: он, наконец, нашёл более-менее удобную для себя позу.

Облокотившись локтём о дерево парты и проехавшись им по гладкой столешнице, поддерживая тяжёлую голову ладонью, находясь почти в состоянии лёжа.

Ему так. Было. Удобно. И он бы ни за что не встал, лишая себя какого-то извращённого удовольствия насладиться этим комфортом, даже если бы за окном началась Третья мировая. Потому что в последнее время таких почти что спокойных моментов было слишком мало. Моментов, когда он был худо-бедно удовлетворён.

Моментов, когда мысли его не глодали, и он мог бы подумать о чём-то другом, а не о Гейден. Сейчас, например, он думал об этой самой грёбаной шторе.

Когда его черепную коробку заполняли образы и воспоминания, закручиваясь плотным и густым туманом, к вискам и затылку липла мерзкая головная боль. Таблетки не помогали, и ничего другого не оставалось, кроме как терпеть её. А она нехило так сбивала с привычного ритма. Просто вышвыривала из колеи, бросая чуть ли не на произвол судьбы.

Эти образы были цвета её глаз. Светло-голубые, морские, небесные образы. Лазурные образы. Идиллические образы.

Это очень напрягало.

Да что там говорить, вся произошедшая ситуация очень сильно напрягала.

Гейден не появилась в школе ни в первый день учёбы, ни во второй. И на следующую неделю тоже. Это выбивало почву из-под ног. Шла чёртова третья неделя нового семестра, но Егор до сих пор сидел за партой в полнейшем одиночестве.

Никто ничего конкретного не говорил. Хотя спрашивать особо было не у кого. Оксана Андреевна молчала как рыба. Лишь один раз она как-то не очень определённо ответила, что Марина, возможно, задержится, а может, дело не в этом. По крайней мере, пока что документы девушка не забрала, а больше она ничего не знает.