Босиком по асфальту

22
18
20
22
24
26
28
30

Саша скользнул взглядом к окну, будто серьезно задумался. В молчании прошло несколько секунд, прежде чем он щелкнул пальцами, вспоминая что-то. Посмотрел на меня с нескрываемым весельем в глазах и выдал:

— Вспомнил! Вспомнил, как ты шлепнулась на задницу, когда два раза подряд поскользнулась. Зимой в девятом классе. И как в столб врезалась.

Теперь смеялись Гита с Воскресенским, а я недовольно щурила глаза, сверля его взглядом, не предвещающим ничего хорошего, и толкнула кулаком в плечо.

— Мне вспомнить, как ты выпал из окна своей квартиры, потому что тебя напугала твоя сестра, или лучше не стоит? Благо был первый этаж, — с театральным спокойствием уточнила я, разглядывая свои ногти.

Глухой смех Саши тут же прекратился, зато Гита захохотала так, что чуть не свалилась со своего стула. И свалилась бы, если б вовремя не придержалась за барную стойку. Я даже в одно мгновение дернулась, чтобы подхватить ее, но помогать не пришлось: она облокотилась о столешницу локтями и хихикала, утирая слезы в уголках глаз подушечками пальцев. Я же загадочно улыбалась Саше, на что он только прищурил глаза, как бы намекая, что мне лучше бы помолчать.

Несмотря ни на что, было тепло и уютно. В тот момент я меньше всего хотела, чтобы время шло со своей обычной скоростью, потому что обычно оно неслось как сумасшедшее. Но именно это и произошло. Когда мы вышли из кофейни, на город уже опускались сумерки и зажигались фонари. Прохладный воздух наполнил легкие, и я задержала дыхание, желая оставить в себе ощущение свежести навсегда. И воспоминание об этом вечере — тоже.

Путь до подъезда Гиты получился слишком коротким. Иначе почему меня тут же окутало ощущение, будто я вот-вот что-то потеряю? Что-то ценное. Оно просто уйдет, растворится, исчезнет, и я не достану рукой. Даже кончиком пальца. Мне не хватит сил, возможности.

Может, я сама растворюсь в этом всем. Или что-то внутри меня растворится окончательно.

Гита повернулась к нам, улыбаясь немного печально. Саша отвечал ей тем же, а затем шагнул к ней и обнял, крепко прижимая к себе. Она обхватила его за шею, и он приподнял ее от земли на несколько секунд.

— Удачи, Саша, — с особенной теплотой произнесла Гита, когда он отстранился. Ее глаза едва заметно блестели. — Пусть у тебя все будет хорошо.

— Спасибо, Гита. Желаю тебе того же.

Такие прощания всегда отдавали намеком на вечность, печальную до невозможности. Кто знал, когда вы увидитесь в следующий раз? Кто знал, увидитесь ли вы вообще снова?

Гита в последний раз посмотрела на Сашу долгим взглядом, будто хотела запомнить его. Каждую черту и деталь: светлые волосы, голубые глаза, грустную улыбку, руки в карманах джинсов, которые, я видела сквозь плотную ткань, он сжал в кулаки.

Затем Гита кивнула мне, развернулась и зашла в подъезд. А когда за ней с грохотом захлопнулась дверь, мне показалось, что на плечи навалилось что-то тяжелое. Настолько, что оно почти придавило меня к земле.

С этого начался конец нашего сегодняшнего вечера.

Глава девятнадцатая

Воскресенье

Покашливание заставило меня вернуться в реальность. На подъездную дорожку у моего дома, каждый сантиметр которой уже успел пропитаться отчаянием. Оно же топило нас с Сашей.

Я вынырнула из бесконечных размышлений. Будто из-под толщи воды, потому что все звуки и ощущения тотчас обострились до крайности. На город опустились густые сумерки. Небо над нашими головами было темно-фиолетовым. У самого горизонта светлела широкая полоска от недавно зашедшего солнца. Оно не уйдет полностью, просто спустится ниже поля видимости и через пару часов снова покажется. Обкромсает ночь, и от нее останется всего ничего.

— Чудный день, — вдруг начал Саша, прерывая молчание. Таким тоном, словно недосказанность и неловкость не обгладывают нас со всех сторон. Словно нам не предстоял серьезный разговор.