Зверь, который убивал раз за разом, но оставался непойманным.
Убийца, которого, быть может, так и не настигло бы возмездие, если бы он не совершил ошибку и не выбросил тела двух своих последних жертв в Быструю. Одну из утопленниц остановили (чему невольно поспособствовал Митрофан), другая в итоге явилась к нему роковой ночью.
Тогда, три дня назад, разговор Миши и Ильи прервала прибывшая в поселок полиция. Дальнейшие события закрутились с космической скоростью, и до сегодняшнего дня друзьям не удавалось все обсудить.
– Как отец? Держится? – спросил Илья.
Миша пожал плечами и опустил голову.
– Плохо. Его лучший друг оказался чудовищем. Отец винит себя: не понял, не разглядел, допустил.
Илья не спрашивал, кто инициировал расследование в отношении Сафронова – Миша или его отец. Наверное, в полиции хотели провести следственные действия без лишнего шума, но ничего не вышло, общественный резонанс оказался колоссальным.
Весь город был в шоке, имя Сафронова не сходило с газетных заголовков. Психологи уверенно говорили, что он стал убивать, потому что не смог пережить смерти жены.
– Похищая очередную жертву, удерживая ее, Сафронов обманывал себя. В течение некоторого времени ему удавалось верить, что рядом с ним близкий человек, – рассуждал один такой знаток с экрана телевизора. – Однако вскоре Сафронов неизбежно понимал, что это чужая женщина, впадал в ярость, мстил ей за это, а затем убивал.
Открывались новые и новые подробности. Обыск в загородном доме, где преступник держал и убивал девушек, и где нашли еще два закопанных на заднем дворе трупа, явил свету кошмарный облик человека, который вел двойную жизнь. На светлой стороне Сафронов был образцовым служителем закона, расследовал преступления и защищал граждан, на темной же прекращался в кровожадного хищника – хитрого и коварного, умело заметающего следы, неуловимого.
– Я все думаю о том, что Сафронов сказал мне перед смертью. Говорил, что все понял, что не знает, как с этим жить.
Миша закурил очередную сигарету. За эти дни он осунулся и похудел, стал выглядеть старше. Возле рта появилась жесткая складка, а в темно-русых волосах Илья заметил седину.
– Может, у него было что-то вроде раздвоения личности, временами находило затмение, так что он сам не знал, что убивает женщин?
– Мы никогда не узнаем в точности, – проговорил Илья. – Нет смысла гадать.
Миша хотел возразить, но Илья, понимая, что он скажет, не дал ему договорить:
– Тут нет вашей вины – ни твоей, ни твоего отца. Даже в себе сложно разобраться, а в душе другого и подавно. К тому же Сафронов умел виртуозно скрывать улики, прятать лицо под маской.
– Я с детства его любил, – прошептал Миша, и красивое лицо его сморщилось, словно бы скомкалось.
– Так что в этом плохого? Ты знал и любил прекрасного человека, который всегда был добр к тебе и тоже любил тебя, как сына. Его любовь не марает тебя, не делает хуже. Прекрати себя грызть.
Они снова ненадолго замолчали. Илья знал, что Миша не сумеет по щелчку пальцев перестать думать о случившемся и винить себя, не сможет в одночасье вытащить из души боль, чувство бессилия, обиду и злость, но также знал, что пройдет время и он справится. И Юрий Олегович – тоже.
– Леля беременна, – сказал Миша, и Илья быстро глянул на него.