Война волка

Поэтому я посмотрел на море, на котором лежала тень крепости, где ветер гнал покрытые белыми шапками волны, и отвел правую руку.

– Во имя Одина! – вскричал я. – И во имя Тора!

С этими словами забросил камень так далеко, сколько хватило сил. Он пролетел над водой и зарылся в пенистый гребень закручивающейся барашком волны. Я постоял, глядя на вечно беспокойное море, потом повернулся к Финану.

– Идем на Хеабург, – изрек я.

К чертям колдуна. Мы будем сражаться.

Глава десятая

Мы собрались в Хеагостелдесе, большой деревне к югу от великой стены. Поселение лежало на римской дороге, бежавшей из Эофервика на север, через римскую стену и далее до Беревика, самого северного бурга Нортумбрии и части беббанбургских владений. Я вынужден был держать в Беревике воинов, чтобы помогать местным жителям оборонять валы и бревенчатые стены от скоттов, упорно считавших эту землю своей. Той весной я оставил там только пятерых – стариков и полукалек, – потому что для похода на Скёлля мне требовалось собрать как можно больше воинов. Беббанбург охраняли восемнадцать дружинников при поддержке рыбаков из деревни. Гарнизон получился опасно малочисленным, но достаточным, чтобы защищать Ворота Черепов. Купцы, что следовали на юг из Шотландии, принесли весть: король Константин находится на севере страны и занят мелкими стычками с осевшими там норманнами. Константин наверняка присматривает за Скёллем, готовый использовать междоусобицу в Нортумбрии к своей выгоде, и с удовольствием прихватил бы Беревик или Беббанбург. Но я рассчитывал, что, пока он узнает об ослаблении гарнизонов крепостей, война со Скёллем уже закончится.

Приготовления заняли несколько томительно-долгих дней. Мы точили мечи, чинили кольчуги, оковывали железной полосой ивовые щиты, острили наконечники для стрел, делали ясеневые древки для копий. Кузницы ковали боевые секиры, после чего тяжелое лезвие насаживалось на очень длинное топорище. Женщины Беббанбурга пекли хлеб и овсяные лепешки, мужчины набивали короба твердым сыром, копченой рыбой, вяленой бараниной, салом – всем, что уцелело в кладовых после трудной зимы. Мы сколачивали лестницы, потому как, по воспоминаниям Иеремии, форт до сих пор защищали древние римские стены.

– Господин, они не слишком высокие, – твердил он мне. – Не такие, как стены иерихонские! Но все-таки выше человеческого роста. У тебя найдутся малые рога?

– Малые рога?

– Чтобы обрушить твердыни иерихонские, потребовались большие рога, а для стен форта Хальфдана Безумного хватит инструментов поменьше.

Но я предпочитал полагаться на лестницы. Мы ремонтировали седла, плели из тюленьих шкур веревки для вьючных лошадей и варили эль. Были изготовлены два новых знамени с волчьей головой, а однажды я застал Ханну, молодую жену-саксонку Берга, хлопочущей над другим флагом, с изображением орла с распростертыми крыльями. Она использовала большое льняное полотно, на светлом фоне которого четко выделялся орел из черной ткани.

– Господин, я ненавижу шить, – приветствовала она меня.

– У тебя хорошо получается. – Мне нравилась Ханна. – Где ты раздобыла черную материю?

– Распорола одну из ряс отца Кутберта, – ответила женщина. – Все равно не хватится, он ведь слепой. А когда ты слепой, то как сумеешь пересчитать рясы?

– И почему же ты шьешь знамя с орлом? Мы ведь сражаемся под знаком волчьей головы.

– Спроси лучше у Берга. – Ханна расплылась в широкой улыбке. – Я просто делаю, что он велит.

– Выходит, ты сильно переменилась, – буркнул я и пошел разыскивать Берга, который упражнялся с удлиненной секирой.

– Господин, неудобная она, – пожаловался он, подкинув оружие в руке, и был прав.

Секира с широким лезвием была тяжелой, а будучи насажена на крепкое ясеневое топорище, не уступала по длине копью.